Это говорит не она. Помни, что это говорит не она.
Я медленно двинулся в ее сторону, но она подняла руку с потрескивающей на ней силой.
– Один шаг – и я подорву всё это здание, а твои новые друзья еще не успели убежать. – Лира криво усмехнулась. – Они как крысы, бегущие с тонущего корабля. Удивительно, что вы так спелись. Я была о тебе лучшего мнения.
– Ревнуешь меня к друзьям?
Я тянул время, чтобы остальные успели покинуть правительство. Но это была не единственная причина остаться с Лирой наедине. Я не собирался уходить отсюда без нее. Всё в ее облике напоминало мне потерянную сестру, однако я понимал, что ее душа заперта на несколько замков тем, что сотворила с ней Триона.
Моя сестра никогда бы не убила невинных людей. Она никогда бы не причинила боль Джульетте и Исайе, зная, как дороги они девушке, которую я люблю.
Я собирался вернуть свою сестру, а не простую оболочку.
Однако то, что она сказала дальше, заставило меня вдребезги разбиться.
– Ты слишком много на себя берешь. Признаюсь, Кай, я хотела избавиться от тебя еще до нашей разлуки. Ты постоянно опекал меня, не давал и шагу без тебя сделать, будто я была твоей собственностью. Но видишь ли, дорогой брат… – Не отводя от меня пристального взгляда, Лира со злостью прошептала: – Ты. Никому. Не. Нужен. Ни собственной матери, которая бросила тебя на улице. Ни родному отцу, имя которого ты даже не знаешь. Ни приемным родителям, ни Джонатану, который видел в тебе лишь расходный материал, а не человека с собственными мечтами и целями. У тебя никогда не будет семьи, потому что ты не знаешь, что это такое. Ты не станешь хорошим отцом для детей твоей обожаемой Ксивер, потому что съешь ее живьем, как было с Джонатаном и моей матерью. Начнешь ты с морального насилия, а продолжишь физическим, после чего она уйдет от тебя или покончит жизнь самоубийством, что должна была сделать несколько лет назад.
У тебя никогда не будет семьи.
Ты не станешь хорошим отцом.
Она уйдет от тебя или покончит жизнь самоубийством.
И снова.
У тебя никогда не будет семьи.
Ты не станешь хорошим отцом.
Она уйдет от тебя или покончит жизнь самоубийством.
И снова, снова, снова…
Если бы в меня вогнали сотню раскаленных кинжалов, мне было бы не так больно, как после ее жестоких слов. Мое сердце, которое должно было уже давным-давно окаменеть и перестать чувствовать, сжалось от боли.
Однако осознание, что она специально давит на мои слабые точки, приносило гораздо больше мучений.
– Чего ты боишься, Кай? – спросила меня Лира много лет назад.
– Стать таким же, как он.
– А о чем мечтаешь?
Я пожал плечами и вздрогнул, когда рана на спине вновь начала кровоточить.
– О семье, наверное.
Ее слова обвили мой разум, как ядовитый плющ. Я смотрел на раненые колени Лиры, на ее кристально-голубые, но безжизненные глаза, на испачканное кровью лицо, желая чувствовать ненависть, но ощущая лишь щемящую тоску. Она сохраняла какую-то холодную спокойность, будто не растоптала мое сердце пару секунд назад.
Но я знал Лиру.
Знал, как до нее достучаться.
Отбросив гнетущие мысли, я сделал крошечный шаг. Мой голос звучал хрипло и, наверное, до смеха глупо, но я начал тихо напевать:
– Í örmum vetrarnætur… Litli bærinn sefur rótt…
Морозной ночью зимней безмятежно малыши спят…
– Unga barnið grætur, en móðir þess það huggar skjótt…
Плачет лишь один, и даже мама не знает, чем его успокоить…
Лира замерла, как статуя из моей старой мастерской, ее глаза на мгновение округлились. Искра надежды вспыхнула в моей груди, и я продолжил напевать исландскую колыбельную, медленно двигаясь в ее сторону, словно к загнанному в клетку зверьку.