— Где твоя подруга? — хмуро интересуется.

— Лена? Она… — с трудом соображаю. — А тебе какая разница?

В моём голосе вызов и обида. Скидываю с себя руки, отшатываясь. Нижняя губа начинает дрожать.

— Сейчас не до твоих истерик, Мышка, — тон Демьяна крайне серьёзный. — Где девчонка Вагнера?

Бегло смотрю на дом. В душе зарождается волнение.

— Она пошла сказать Астахову, что мы уходим и…

— Черт, — раздраженно обрывает.

Хватает меня за локоть, тащит к чёрному гелику, а потом заталкивает внутрь и блокирует двери. Мне остаётся лишь непонимающе хлопать глазами.

Припадаю к окну, видя, что Царёв возвращается в дом. И когда он скрывается за дверью, немедленно набираю Лену, стараясь заглушить панику.

В трубке гудки. Подруга не отвечает. Моё волнение разрастается в геометрической прогрессии, и я беспомощно мечусь по салону.

Минуты ползут мучительно медленно. И я уже близка к нервному срыву, когда из дома выходит Демьян, неся на руках мою подругу.

Вскрикиваю и дрожащей рукой прикрываю рот. Что произошло в этом чертовом доме?!

— Лена! — кричу и дёргаю ручку двери, которая на этот раз поддаётся. Выскакиваю из машины и несусь навстречу. — Леночка!

Меня шокирует её болезненная бледность. Лихорадочный блеск в глазах и расфокусированный взгляд.

Касаюсь её щёки — горячая.

— Что этот козёл с ней сделал?! — кричу, глядя на Царёва. — Чем-то накачал?!

Он не отвечает. Быстро усаживает Лену на заднее сиденье и только после этого рычит мне:

— Бегом в машину.

Не спорю. Запрыгиваю в салон и обнимаю подругу.

Она что-то неразборчиво шепчет и, кажется, теряет последние силы. Не даю ей говорить.

Всхлипываю, стараясь не разреветься. Но страх за Лену подступает к горлу. Душит.

— Дём, — зову парня, когда он садиться за руль. — Я боюсь за неё. Она выглядит…

— Едем в больницу, — перебивает. — Не разводи сырость. На нервы действуешь.

Его грубость выбешивает.

— Тебя забыла спросить, что мне делать! — срываюсь. — Грубиян!

— Плакса.

— Я не плакса!

— Тогда не реви, — цедит. — Реально не могу это слушать.

Он ловит мой взгляд в зеркале заднего вида. Смотрит без неприязни, скорее участливо, что удивительно. И от этого меня ещё больше прорывает на эмоции.

Слёзы текут по щекам, я не могу их сдерживать. Особенно когда вижу, что подруга теряет сознание.

— …Держись, моя хорошая, — давлю сквозь рыдания и обращаюсь к Демьяну: — Что было в доме Астахова? Ты видел, кто сделал с ней это?

Царёв игнорирует мои вопросы. Достаёт мобильник, кому-то звонит.

Не вникаю в разговор, потому что всё внимание переключается на Лену. Она не дышит и становится ещё бледнее. Меня прошибает холодный пот, и дальше всё воспринимается как в тумане.

Дорога, больница, врачи… — всё смешивается в одно сплошное размытое пятно, вызывая ступор.

Наблюдаю за всем со стороны. Не реагирую на чужие голоса и людей, которые окружают.

Единственное, что остаётся в фокусе — это Лена и её ледяная ладонь в моей руке. Не отпускаю её до тех пор, пока кто-то насильно не отрывает подругу от меня.

— …Везите в десятую, — слышу обрывки фраз. — …Терентьева позовите. Необходимо промывание…

— Что с ней? — сиплю сквозь слёзы. — Ей станет лучше? Почему она не приходит в сознание?

Мне никто не отвечает, и от этого я громко рыдаю, пытаясь прорваться к Лене, которую куда-то увозят на каталке.

Кто-то держит меня за талию. Не даёт сдвинуться с места.

— У девушки истерика, — рядом появляется женщина в белом халате. — Я вколю успокоительное.

— Не нужно успокоительное! — в ужасе смотрю на шприц в её руке.

— Уберите, — звучит холодный голос Демьяна. — Это лишнее, — парень прижимает меня к себе, заставляя уткнуться лицом в его грудь. — Мышка, соберись, — шепчет на ухо. — С твоей подругой всё нормально. Промоют, поставят пару капельниц и отпустят домой. У неё отравление, но это не смертельно.