— Ладно, — соглашаюсь, зная, что этот запрет временный, как и все остальные до него.

— В секции как дела? Всё нормально?

— Дети хорошие, родители адекватные. Мне нравится.

— Довольствуешься малым, да? — снисходительно улыбается. — А могла бы сейчас тренировать в Москве. Под крылом у Ирины Алексеевны…

— Ма-ам… — закатываю глаза, узнавая старую песню.

— …Как она меня тогда просила! — мама входит во вкус. — Лариса, привезите ко мне свою девочку. Я сделаю из неё чемпионку. Потом останется в Москве. Будет девчонок из сборной тренировать…

— Хватит! — психую.

— …А нашей девочке тогда по барабану было. У неё переходный возраст. Ей не до тренировок…

Не могу больше это слушать! Отворачиваюсь и ухожу к себе, громко хлопнув дверью.

Отшвырнув от себя сумку, падаю на кровать, слыша, как мама продолжает причитать:

— …Вроде умный ребёнок, но всё себе перечеркнула. Всё! Избаловали мы тебя, Маша. Упустили…

Накрываю голову подушкой, чтобы ничего не слышать. Я уже не знаю, что сделать, чтобы мама перестала припоминать мне те события. Ведь я не бросила гимнастику, дошла до мастера спорта. Школу закончила с отличием, в универ на бюджет поступила — и ей всё равно мало. Она словно не замечает моих успехов. Да и плевать!

***

С трудом дожидаюсь вечера и ухожу на тренировку. Единственная моя отдушина.

Детки в нашей секции и правда хорошие. Малышки совсем, но стараются. Работают. Поднимают настроение своей детской непосредственностью. Я уже к каждой прикипела душой. Обожаю их. С ними вечер пролетает незаметно.

— Маш, мне надо убежать пораньше, — говорит Лена, быстро накидывая куртку. — Закроешь зал?

— Хорошо, — понимающе улыбаюсь. — Бежишь к своему чемпиону или от него?

— Потом расскажу, — отмахивается, а сама краснеет и смущено отводит глаза.

Провожаю подругу смеющимся взглядом, иду к тренерскому столу и неторопливо собираюсь.

В тишине пустого зала слышу через стенку, что бойцы Пал Палыча всё ещё тренируются.

Дёма, возможно, тоже там. Эта мысль не даёт покоя, но я гоню её от себя. Быстро одеваюсь, выключаю свет и выхожу в коридор.

Я не буду выяснять, где занимается Царёв! Не буду! Не буду! — повторяю, как мантру. Но ноги сами несут меня к соседней двери, а рука тянется к ручке. Чуть приоткрываю створку, заглядывая внутрь.

— …Игнатов! — рычит Пал Палыч. — Решил выставить блок подбородком? С мозгами как дела? Они вообще есть?…

Господи, что я делаю? Веду себя, как какая-то малолетка, честное слово. Надо заканчивать с этим.

Уже собираюсь закрыть дверь, но по залу прокатывается зычный голос тренера:

— Мария! Чего стоишь там, как не родная? Заходи!

Черт! Бойцы синхронно поворачивают головы в мою сторону, приходится распахнуть дверь шире, чтобы не казаться подглядывающей. Ещё чего не хватало!

— Здрасьте, — натягиваю улыбку и судорожно придумываю причину визита.

Пал Палыч сдаёт нам зал для секции, но в этом месяце мы уже отдали деньги. Тогда зачем я здесь? Думай, Маша, думай!

— Не хочу вам мешать, — виновато морщусь. — Я… зайду в другой день.

— Зачем в другой? Молодец, что пришла. Я тебе квитанцию отдам сейчас.

Точно! Квитанция об оплате. Совсем забыла про неё.

— Парни, заканчиваем! — командует мужчина, пока мы с ним идём к тренерской. — Через пятнадцать минут закрываю зал.

После его слов начинается суматоха. Бойцы убирают маты, ставят снаряды на место. Оглядываюсь по сторонам, но Царёва не вижу. Его здесь нет. И почему-то от этого не чувствую облегчения. Наоборот, внутри рождается что-то похожее на разочарование.

Вот глупая!

Злюсь на себя и, забрав бумажку, спешу поскорее уйти из зала. На выходе меня догоняют два здоровяка.