Следует ли говорить, что голосовали все единогласно?

*СТК – совет трудовых командиров

Всякое попаданство имеет свои как печальные, так и очень печальные стороны. Причем последние явно в преобладающем виде. Примерно так я размышлял, когда шел по коридору вслед за Кузькой, периодически ловя на себе ехидные, осуждающие, злорадные и лишь изредка сочувствующие взгляды.

Нет, я не стал спорить с СТК: во-первых, я ещё не осмотрелся в этом новом мире и не понял, как себя нужно правильно вести, во-вторых, мне здесь категорически не нравилось, и вполне может быть на агитбригаде будет лучше. Если же нет, то вернуться обратно я всегда успею.

– Ну, всё, – сказал Кузька, когда мы дошли до спального корпуса (это я понял, увидав в открытую дверь одной из комнат ряды коек, заправленные серовато-бурыми байковыми одеялами).

– Что всё?

– Пришли.

– И что мне делать? – спросил я.

Кузька глянул на меня, как на малолетнего дебила, и, вздохнув, ответил:

– Ну так это… собери шмотки и дуй в агитбригаду.

Я не возражал. Вся беда была в том, что я совершенно не знал, где находятся Генкины шмотки и куда конкретно мне дуть? Вроде ребята говорили, что он из пятой бригады. Но вот где спальня этой пятой бригады – неизвестно.

– Кузь, а давай ты со мной сходишь? Поможешь, – спросил я, хоть было и неловко напрягать мальчишку. Насколько я убедился, он был единственным другом Генки в этом заведении, и помогал, чем мог.

Кузьма вздохнул, поник, плечи его опустились и он, после секундного раздумья, отстранённо кивнул:

– Лады, пойдём.

Мы прошли по коридору и свернули в какой-то тупичок, где располагались две комнаты, друг напротив друга. В одну из них и завёл меня Кузька (сам бы я в жизни её не нашел!).

– Вот, – сказал Кузька.

В комнате у окна тянулся длинный стол со стульями, на стене висела такая же бесконечно-длинная деревянная полка со стопочками книг (скорей всего – учебники), под каждой стопочкой была приколота бумажка с написанной красным карандашом фамилией, а чуть дальше стояли рядами кровати, около каждой – небольшая тумбочка. Я посчитал – двенадцать. Выходит, что в пятой бригаде двенадцать человек. И вот теперь вопрос, какая из этих коек – Генкина?

Кузька стоял и терпеливо ждал, пока я соберусь, я же стоял и соображал, где кровать Генки.

– Ну ты это… давай быстрее, а то на обед опоздаем же, – нахмурился Кузьма.

– Кузь, вытащи всё у меня из тумбочки, я пока быстро книги отберу.

– Хорошо, – кивнул Кузька. Мне нравился этот паренек, он не спорил, не задавался, и чётко выполнял все мои просьбы, оказывая неоценимую помощь.

Мы резво бросились каждый к своему «участку» и принялись отбирать вещи. Краем глаза я посмотрел – Кузька подбежал к крайней слева кровати и принялся вытаскивать из тумбочки какую-то мелочёвку, одежду…

Я нашел бумажку с фамилией Капустин и снял стопку книг и тетрадей. Одного взгляда хватило, чтобы понять, что это учебники, и что Генка учится в пятом классе. А ведь должен уже учиться примерно в восьмом. Лоботряс какой-то мне достался. Ну ничего, сейчас я чуть осмотрюсь и начну всё исправлять…

Я открыл Генкину тетрадь и заглянул. Там большими нескладными каракулями было выведено: контрольная работа, 15 сентября 1927 года. Захотелось со всей дури взвыть.

– Генка, я всё, – подал голос Кузька.

Я подскочил к кровати, на которой уже лежали две стопки одежды (повседневной и парадной), бельё и всякая мелочёвка – кусок коричневого мыла, полотенце, зубная щетка, круглая коробочка с дешевым зубным порошком, катушка суровых ниток с иголкой, небольшие ножницы, три пуговицы, рыболовные крючки, пара ржавых гаек и маленький перочинный ножик со сломанным лезвием.