И Ксения нехотя отступила. Непонятно было, испугалась она или нет, но Арсения с тех пор оставила в покое и даже избегала встреч с ним. А если нечаянная встреча случалась, Ксения, поджав губы, молча проходила мимо, едва кивнув Арсению как малознакомому человеку.

Арсений вздохнул с облегчением. Он был страшно благодарен Любе, так звали девушку, выручившую его из беды, за то, что избавила его от напасти, и пригласил её на ужин. Люба была замужем. Но после этого ужина они стали встречаться. Изредка, когда у обоих совпадали пики тоски. Это устраивало и Любу, и Арсения.

Так продолжалось до тех пор, пока Арсений не встретил Веру.

Оставаясь наедине с сами собой, Арсений удивлялся, чем таким Вера могла его взять, но факт оставался фактом: Арсений влюбился по уши. В постели Вера проявила инициативу, оглушив Арсения своей страстью. После такого бурного секса Арсений целую неделю, закрыв глаза, видел мерцающие чёрные глаза Веры и колыхающиеся возле его лица вишнёвые соски её грудей.

Но, несмотря на раскованное поведение в постели, Вера не была ни вульгарной, ни распущенной. Она никогда не навязывалась к Арсению и редко проявляла инициативу насчёт того, что касалось встреч. Незаметно для себя, Арсений всё чаще о ней думал, и мысль о женитьбе уже не казалась ему такой ужасающей. Более того, в последнее время он вдруг стал бояться, что Вера, устав ждать от него предложения руки и сердца, бросит его и найдёт более достойного кандидата. Такая мысль была для Арсения непереносима. Ему казалось, что если он услышит от Веры отказ, то умрёт тут же, возле её ног. Поэтому он тянул с окончательным объяснением.

И одновременно затяжка времени его пугала, делая более вероятным уход Веры к другому, более счастливому сопернику, с которым она могла познакомиться в любой момент, пока была свободна.

Противоречия раздирали Арсения на части, и он наконец принял соломоново решение: объяснился Вере в любви и подарил кольцо. А предложение вступить с ним в брак собирался сделать по возвращении из экспедиции. Тогда эта идея показалась Арсению донельзя удачной. Главное он знал: теперь Вера подождёт.

И вот сейчас, лёжа на кровати в странной комнате чужого мира, Арсений вспоминал Веру. Он вспомнил её тело, одетое только в кремовое нижнее бельё, и распущенные волосы, щекотавшие ему шею, когда Вера наклонялась, чтобы его поцеловать, вспомнил вкус её губ, пахнувших шоколадом и коньяком, и у него закружилась голова. Он представил, как Вера поле ужина подходит к нему и закрывает ладонями глаза, а потом начинает нежно целовать затылок, одновременно спуская ему рубашку и продолжая целовать спину. Он обнимает её, и сбрасывает с плеча бретельку бюстгальтера. Вера тихо смеётся и садится к нему на колени. Он целует ей грудь, подолгу держа во рту сосок и гладя её по животу.

Потом Вера расстёгивает ему брюки и осёдлывает. Он давно готов, и со страстным стоном она принимает его в своё лоно, вращая полными ягодицами. Потом темп её движения ускоряется, она тяжело дышит, и Арсений расслабляется, подёргивая мышцами ног. Вера закатывает глаза, волосы её слиплись от пота, и она убирает их со лба рукой. Им хорошо.

Вера слезает с него, и они идут в ванную. Через десять минут они возвращается оттуда голые, напевая хором бравурную мелодию. В такие минуты Арсений чувствует себя полностью счастливым.

Воспоминания убаюкивают Арсения, и он засыпает, надеясь, что Вера не покинет его сон.

Целую неделю жду. Жду и жду, когда он позвонит. Это ужасно, бесчеловечно! Он словно забыл о моём существовании. Так больше не может продолжаться. Надо на что-то решиться. Иногда мне кажется, что ожидание – самая бесполезная штука на свете. Так можно вообще упустить жизнь. Сейчас не война, кажется. Это тогда ожидание было оправдано и даже необходимо. Неизвестность выводит меня из себя, она пожирает меня, будто монстр. Так недолго и с ума сойти. Сама не пойму, отчего я так волнуюсь? Что на этом Арсении, свет клином сошёлся? Но ничего не могу с собой поделать, я словно на иголках. Завтра зайду к нему домой. Звонить не буду, иначе он спрячется или не откроет дверь. Просто зайду без предупреждения. Вечерами он всегда дома. Во всяком случае, так было до его дурацкой экспедиции. По крайней мере, если он там не один, я сразу увижу. Предпочитаю знать всё и сразу, чем жить глупыми надеждами.