Нам никогда не разрешали сидеть на подоконниках, и с тех пор я просто обожаю это делать. В универе к подобному относились не так трепетно, как в школе, и там можно было сидеть, сколько и где душе угодно.

Но вот я, наконец, добралась до запретного, и сидела теперь тут, свесив ноги и глядя на Ваньку, который не спешил уходить и смотрел на меня задумчиво.

– О, Ванёк! – обрадовался наш одноклассник, выглянувший из класса. – Иди скорей, как раз тебя вспоминали! Привет, Ника! Чего вы тут? Заходите!

Гудвин глянул на меня, и я тоже его поторопила:

– Да, иди скорее! Тебя вспоминали – снова кому-то мозгов или сердца не хватает! Иначе чего тебя вспоминать, да, Гудвин?

Мы дружно состроили друг другу рожицы и рассмеялись, после чего Ваня пошёл в класс, а я – осталась на своём месте.

Врубила музыку в плеере погромче, надела наушники и закрыла глаза – скоротать время никогда не было проблемой для меломана.

Прошло всего два или три трека, как рядом со мной оказался кто-то. Странно, но даже не открывая глаз, я могла точно сказать, кто именно этот кто-то.

Женю Карпова я уже давно научилась чувствовать каким-то особым чутьём, и оно никогда не подводило. Вот и сейчас я узнала этого парня. Не по запаху, не по голосу, с закрытыми глазами и музыкой в наушниках.

Я ощутила его присутствие задолго до того, как он бесцеремонно вытащил один наушник из моего уха и подал голос:

– Скучаешь? – Женя запрыгнул на подоконник рядом со мной и заглянул в лицо.

Интересно, он до этого что-то говорил мне, но я не слышала или просто пялился и пытался найти отличия с той девчонкой, которую помнил?

Я открыла глаза и посмотрела на одноклассника с интересом. Этот парень мало изменился, поскольку к выпускному имел хорошую фигуру, а при его телосложении, фигура такой должна оставаться долго.

Лицо прежнее, стрижка тоже мало отличается от той, что он носил в одиннадцатом классе. Глядя на Карпова, можно было ощутить себя в прошлом, и от этого становилось как-то  не по себе, словно я разом ощутила тяжесть этих нескольких лет, которые навалились и кричали сейчас: «Смотри, прошёл лишь миг, а ты уже давно не школьница! Моргни ещё раз – и станешь пенсионеркой!»

Я помотала головой и припомнила, о чём спрашивал Женя. Сам он, наверно, уже и думать об этом забыл, поскольку смотрел на меня так удивлённо, изучающе, словно не верил своим глазам, что видит меня.

– А что, тут разве весело и был шанс не заскучать? – вопросом на вопрос ответила я.

– Нет, но тут и не должно быть весело, – ответил Карпов, поглядев в сторону класса, откуда раздавались голоса ребят. – Тут душевно… Разве нет?

Я пожала плечами. Мне не было приятно находиться здесь, и я не лукавила, когда говорила Оле, что могу пойти только ради неё. Но и неприятно тоже не было, надо признать. Да, я не стремилась быть в центре внимания или с кем-то обсуждать свою жизнь, но и меня никто не трогал и не лез в душу, что уже хорошо.

– Твоя подруга в ударе, – сообщил мне парень, когда послышался звонкий голос Ольги.

– Угу… – ответила я безразлично.

– Каждый поступок имеет свои последствия… – Говорила Оля кому-то, и этот кто-то отвечал ей с иронией, не воспринимая мою доморощенную «гуру психологии» всерьёз:

– Да, каждый поступок имеет последствия, и что теперь – ничего не делать, как некоторые?

На кого он намекал, оставалось непонятно, но Оля продолжала непоколебимо вещать:

– «Ничего не делать» тоже имеет свои последствия. Ты мелко мыслишь, если не понимаешь, что поступок – это не только поступок, но и его отсутствие. И отсутствие поступка – это бывает очень опрометчивый или, наоборот, очень грамотный поступок.