Доминика Кантор сидела на металлической койке, закованная в специальные кандалы, блокирующие возможность ходить. Её руки были скованы впереди, позволяя минимальную подвижность, достаточную лишь для базовых действий. Следы пыток были очевидны – синяки цвели на скулах и подбородке, запекшаяся кровь темнела на разбитых губах, а под правым глазом наливался свежий кровоподтек. Темные волосы, обычно аккуратно собранные в уставную прическу, сейчас спутанными прядями падали на лицо.

Но в зеленых глазах Доминики не было и тени покорности. Она смотрела на Джонса не как пленница на своего тюремщика, а как равный противник, временно оказавшийся в невыгодном положении.

– Доброе утро, вице-адмирал Кантор, – произнес Илайя Джонс с обманчивой вежливостью, подходя к столу. – Надеюсь, вы хорошо отдохнули.

Доминика не удостоила его ответом, лишь слегка приподняла подбородок, демонстрируя презрение. Тогда Джонс положил на стол инфопланшет и толкнул его в её сторону.

– Коды доступа к хранилищам Кронштадта, – без предисловий сказал он. – Я устал от этих игр, Кантор. Каждый час промедления стоит жизней вашим подчиненным.

Металлические пальцы протеза отбили короткую дробь по поверхности стола – единственный признак нетерпения, который позволил себе американец.

– Назови коды, и я гарантирую экипажу «Звезды Эгера» и другим экипажам, захваченных мной кораблей, жизнь, – добавил он, переходя на «ты» в попытке подчеркнуть ее подчиненное положение.

Доминика медленно подняла голову, и на ее губах появилась бледная тень улыбки.

– Вы действительно верите, что казна поможет вам вернуть расположение императора? – её голос звучал хрипло от обезвоживания, но в нем по-прежнему слышалась сила и уверенность. – Наивный «янки».

Джонс оставался внешне невозмутимым, но опытный наблюдатель заметил бы, как напряглись мышцы его челюсти. «Янки» – в устах имперских офицеров это звучало почти как оскорбление, напоминая Илайе о его происхождении, которое он сейчас, став адмиралом Российской Империи так стремился забыть.

– Не понимаю, о чем ты, – холодно ответил он. – Я присягал Ивану Константиновичу и верен своей присяге. В отличие от некоторых.

– Ваша присяга не стоит и корабельных отходов, – парировала Доминика. – Императору никогда не нужны будут перебежчики.

– Оставь эти громкие слова, – отмахнулся Илайя. – Ты слышала, что я от тебе хочу? На что ты надеешься, упорствуя?

– Тебе не понять, «янки», – снова огрызнулась Доминика.

– Наивен тот, кто верит, что Дессе примчится тебя выручать, – Джонс решил сменить тактику, нанося удар по больному месту. – Старик сейчас зализывает раны после разгрома у Новой Москвы и охотится за Зубовым, а не думает о твоем спасении. Ты брошена на произвол судьбы, вице-адмирал Кантор. И всеми забыта.

Но вместо ожидаемой реакции – отчаяния или страха – Доминика лишь холодно усмехнулась:

– Тогда зачем тратить время на допросы? Если я так ничтожна для адмирала Дессе, почему бы просто не расстрелять меня и не штурмовать крепость?

В ее вопросе была безупречная логика, и Джонс это понимал. Он подошел ближе, нависая над сидящей пленницей.

– Потому что я человек прагматичный, – медленно произнес он. – Зачем терять собственные корабли и людей, если можно получить желаемое переговорами? Ты можешь спасти своих подчиненных, Кантор. Один твой приказ – и гарнизон Кронштадта сложит оружие. Все останутся живы.

Джонс наклонился, его глаза сузились:

– Даю тебе последний шанс. Прикажи своим офицерам сдать крепость, и я гарантирую всем безопасность и сохранение жизней.