– Поверни к «Ворону», – приказал Хорнблауэр. – Зажги синий фальшфейер.

В любое мгновение шлюп мог дать бортовой залп и разнести катер в щепки. Хорнблауэр взял румпель. Браун, вполголоса чертыхаясь, сражался с кремнем, огнивом и трутом. Один из гребцов начал было торопить его под руку.

– Заткнись, болван! – рявкнул Хорнблауэр.

Все шло наперекосяк, и каждый в шлюпке это понимал. Браун подпалил трут, прижал к нему фитиль фальшфейера и раздул искру в огонек. Через мгновение катер и воду вокруг озарил призрачный голубой свет. Хорнблауэр встал, чтобы с «Ворона» видели его лицо и мундир. Мстительная мысль о том, чтó чувствуют сейчас на шлюпе, хоть немного, да утешала. В холодной ярости он перелез через корабельный борт. Встречал его, разумеется, сам Коул.

– Да, мистер Коул?

– Простите, что обстрелял вас, сэр, но вы не ответили на мой оклик.

– Вам не пришло в голову, что при таком ветре я не могу вас услышать?

– Пришло, сэр. Но мы знаем, что французы вышли в море. Шлюпки стреляли по ним час назад, а половина моей команды в шлюпках. Что, если бы меня взяли на абордаж триста французских солдат? Я не мог рисковать, сэр.

Бесполезно спорить с человеком, который боится собственной тени.

– Вы пустили ракету?

– Да, сэр. Я должен был подать сигнал, что баржи в море.

– Вы пустили ее, как только их заметили?

– Да, сэр. Конечно, сэр.

– Вы не подумали, что французов она тоже всполошит?

– Я думал, вы этого и хотите, сэр.

Хорнблауэр с презрением отвернулся. Коул от страха перезабывал все приказы.

– С наветра приближается шлюпка, сэр, – доложил кто-то; его белая рубаха смутно различалась в предрассветных сумерках.

Коул взволнованно бросился на бак. Когда Хорнблауэр его нагнал, тот стоял у недгедсов, вглядываясь в шлюпку.

– Эй, на шлюпке! – крикнул Коул в рупор.

– Есть! – донеслось по ветру.

Правильный ответ с шлюпки, в которой находится офицер. Это был тендер под люгерным парусом. На глазах у Хорнблауэра парус нерасторопно убрали, и шлюпка на веслах двинулась к «Ворону». Поравнявшись с носом шлюпа, тендер все так же неуклюже повернул к борту.

– Солдаты! – заорал Коул, взволнованно указывая пальцем на шлюпку. – У пушек стоять! Эй, не приближайтесь!

Хорнблауэр видел кивера и перекрещенные ранцевые ремни – надо думать, именно такие кошмары и преследовали всю ночь Коула. Из-за борта донесся спокойный английский голос:

– Отставить! Это тендер «Лотоса» с пленными.

Говорил определенно Первис. Хорнблауэр прошел на шкафут и глянул вниз. На корме сидел Первис, на веслах – британские матросы в клетчатых рубахах, но все остальное место занимали солдаты – испуганные и угрюмые. На носу тендера стояли четверо морских пехотинцев с ружьями на изготовку, чтобы пленным не вздумалось бунтовать.

– Отправляйте их на корабль, – распорядился Хорнблауэр.

Пленные перелезали через борт на палубу, где их встречали ухмыляющиеся матросы, и озирались по сторонам. Первис тоже перемахнул через борт и откозырял Хорнблауэру.

– Они вроде все немцы, сэр, не французы. Мы сняли их с баржи. Пришлось по ней долго стрелять – мы разнесли ее в куски, мы и другие шлюпки. Они идут за нами, сэр, с остальными пленными.

– Вы захватил всего одну баржу?

– Да, сэр. Остальные повернули назад, как только с «Ворона» пустили ракету. Но у нас сотни две пленных, да и убили мы никак не меньше сотни.

Захвачена одна-единственная баржа с двумя сотнями солдат, в то время как Хорнблауэр рассчитывал по меньшей мере на десяток барж и три тысячи пленных. А Первис по простоте душевной гордится своей добычей.