Скрипя и сотрясаясь, Компаунд забирался все выше и выше, преодолевая одну из пологих вершин хребта Ариадны, и держа курс параллельно условной линии, вот уже более полувека именуемой Слепой Глиссадой. Это был наиболее безопасный, а возможно, и единственный путь, которым космические корабли могли достичь поверхности Венеры. Входя в верхние слои атмосферы над плато Иштар, где на высочайших пиках Макферсоновых гор были установлены радиомаяки, они затем постепенно снижались на меридиональном отрезке длиной в четыре тысячи километров, чтобы в случае удачи сесть в долине Эрминии, недалеко от Южного полюса. Весь этот коридор, шириной примерно в двести километров, был буквально усеян обломками всевозможных космических аппаратов, начиная от первых беспилотных зондов и кончая новейшими суперлайнерами.

Эти обломки, химически богатая атмосфера Венеры, ее минералы, да еще совершенная регенерационная система, способная утилизировать каждый грамм отходов, служили основой существования людей, населявших Компаунд.

– Сволочи, – бубнил в темноте староста секции. – Не могли заранее предупредить! Чтоб вас «матрасы» задавили!.. Хромой! – позвал он затем. – Ты же хотел на работу! Утром все бригады выйдут наружу.

– Я ни в одной не числюсь, – ответил из своего угла Хромой.

– Поговори с бригадиром Четвертого моноблока. Он парень ничего. Пообещай ему что-нибудь.

– У меня ничего нет.

– Найдешь. Для этого и выходят наружу. Или ты сбежать хочешь?

– Нет, не хочу.

– Врешь – хочешь! Я за тобой давно наблюдаю… Что молчишь?

– Не люблю болтать впустую.

– Не нравится тебе тут, я вижу. Кем ты раньше был?

– Астронавтом.

– Чем же ты недоволен? У нас здесь почти как в космосе.

– Это совсем разные вещи. Тут хуже, чем в тюрьме.

– Никто тебя силой не тащил. Оставался бы на Земле. Давно бы, наверное, и кости твои истлели.

– Сказки все это.

– Ты о чем?

– Да не верю я, что Земля погибла.

– Потише! Не дай бог донесут коменданту или пресвитеру… А теперь сам подумай. Раньше, что ни год, так по три, а то и по четыре корабля прилетало. Новичков привозили, оборудование, провизию, комиссии всякие. А тут уже столько лет никого, как отрезало. Нет, погибла Земля, это точно. Сгинул род человеческий. Одни только мы и спаслись. Мы да еще те, кто сразу на Марс отправились. В райскую, так сказать, обитель.

– Не знаю… Но чтобы вся планета сразу… Трудно поверить.

– Планета может и цела, только людишки передохли… А ты чего такой? Остался там кто-нибудь у тебя?

– Да нет, никого. Только все равно жалко. Представь себе, как все они лежат там, непогребенные. И старики, и младенцы…

– Заткнись ты! Разнылся… А мне вот никого не жалко. Все они сволочами были. Грешники. Болтали о совести, о справедливости, а сами только хапали да жрали, жрали да хапали.

– А ты сам разве не хапал?

– Хапал бы, если б возможность была. Один раз попробовал – так на полжизни за решетку упрятали. После этого я ученым стал. Как только услышал про «Храм», сразу понял – это по мне! Здесь я хоть тысячу лет проживу. Даже на Марс меня не тянет… А ты как сюда попал? Бессмертия захотелось?

– Нет. Консервацию мне раньше сделали. Еще перед полетом на Плутон. Если бы не нога, я был бы сейчас далеко отсюда.

– За ногу тебе, наверное, неплохо заплатили. Мог бы жить в свое удовольствие.

– Не мог, представь себе… Одиночество, тоска. Я ведь до этого почти и не бывал на Земле. Случайно узнал про «Храм». Там обещали как раз то, чего мне не хватало: любовь, дружбу, покой. Вот и поверил.

– Ну и дурак! Да это же обыкновенная реклама. Кто в нее сейчас верит? Попался ты, парень! Если бы ты хоть поваром был или там, садовником – тогда другое дело. А астронавты здесь ни к чему. Здесь даже Солнца не видно, не то, что звезд.