– Отойди. Тебя просквозит.

Провернула ту, распахивая окно.

– Тронь его – и я выпилюсь.

– Вера, отойди от окна.

Наверное, так он вел переговоры с террористами. Ни одной живой эмоции на лице. Голос участливый, будто ему приходилось говорить с душевнобольной. Хотя почему будто? Я давно душой заболела...

Подтянувшись на руках, взгромоздилась задницей на подоконник. И все не отрывая от него взгляда.

– Только тронь. Выброшусь. Вскрою вены. Повешусь на собственных волосах… Ты не сможешь контролировать каждый мой шаг. Даже ты не сможешь. А отвернешься – и я тут же осуществлю задуманное. Или думаешь, не смогу? – наверное, я все-таки сломалась в этот момент, засмеялась безумно и качнулась спиной вниз. – О-оп! – он добрался до меня в один прыжок. Плавный, словно размазанный во времени. Вцепился, дернул на себя с такой силой, что суставы протестующе взвыли. Я ухмыльнулась ему прямо в губы, в его звериный оскал прямо... – Смогу, Семочка. Мне эта жизнь зачем? Я что в ней хорошего видела? Или, может, меня что-то хорошее впереди ждет? – глумилась. – Так нет же…

– Конченая.

– Только тронь… только тронь, – зубы стучали, меня колотило, сознание мутилось и уплывало к черту. – Только тронь… Только тронь. Только тронь.

Навалилась, придавила к земле лавиной спасительная темнота. Так вся и кончилась. Предохранители полетели. Всё, всё…

И вместо снов мне снилось прошлое.

Лето, влажность дикая, скрипящий на зубах вкус мела. Был последний день сессии. Универ стоял на ушах – обсуждали, что со следующего года будем учиться в новеньком, только-только выстроенном здании. Кампус там был даже лучше, чем за границей. И понятно, что у всех глаза горели от нетерпения. И все разговоры только об этом были. Ну, ладно, еще и о Бутанове, который спешно уволился.

– Наверное, это из-за той проверки.

– Ну, тогда он еще нормально отделался.

– Ничего себе нормально – с должности полетел, да к тому же, как я слышала, с волчьим билетом.

– Ой, сейчас и не такое расскажут. Пусть скажет спасибо, что не посадили. Да за разглашение гостайны знаете сколько дают?

– А я слышала, что не в этом дело. На него пожаловались девочки. Ну, те, которых отчислили из-за этого мудака.

– Девчонки? – Майка закатила глаза. – Да Верка это. Вы че, не в курсе, с кем она мутит? А все такая недотрога ходила…

Я замерла на подходе, судорожно сжав пальцы на стаканчике с кофе, за которым и отошла. Мозг никак не желал просыпаться – я сначала с Семеном гуляла, а потом до утра зубрила билеты.

– Не, не в курсе. А с кем?

– Я пару раз видела какого-то типа на крутой тачке.

– Ну, он… – Майка понизила голос до шепота, озвучивая должность Шведова. Кто-то присвистнул. Кто-то шепнул «ни хрена себе».

– И все это лишь из-за того, что он ее за жопу схватил?

– Капец, вот так испоганила жизнь мужику…

– Ничего удивительного. Она такая гордячка. Просто цены себе не сложит. На нас смотрит как на грязь. Ну что, вы никогда не замечали? – подзуживала толпу Майка. А я стояла и никак не могла понять, за что она так меня не навидит. И как вообще вышло, что я еще и крайней осталась? Обидно было до слез. За себя… За Семена, которого оклеветали. И за то, что я не нашла в себе смелости его защитить. Думала, они и сами осознают, что были неправы. К тому же нам предстояло уйти на каникулы, а у людей вообще короткая память. Но так меня это грызло, что буквально через несколько дней я все же рассказала Шведову о случившемся. Постаралась так, чтобы это звучало весело, дескать, представляешь, чего о нас напридумывали эти дураки… Он тоже поулыбался. Велел выбросить глупости из головы. Как будто это и впрямь можно было сделать по щелчку пальцев. Мы же с Майкой дружили, а она так некрасиво себя повела… Еще и гадости обо мне всякие напридумывала.