– Пойду в душ.

– А разве тебе можно мочить…

– Места проколов уже зажили, Семен.

На самом деле я просто хотела уединиться. Плотно прикрыв дверь ванной, достала из кармана телефон.

«Не переживайте, Никита. Я просмотрела ваши правки в дипломную работу и буду готова их обсудить в понедельник».

Стоило отправить сообщение, как по ногам потянуло. Я застыла разве что на долю секунды и, тут же взяв себя в руки, отложила телефон. А потом принялась раздеваться, сделав вид, что не почувствовала присутствия мужа. Обернулась, лишь когда в поле зрения попала его рука. Загорелая, с коротко остриженными ногтями и выступающими венами. Вздернув бровь, Семен сгреб мой телефон.

– В целях безопасности вряд ли стоит брать его с собой в ванную.

Сердце подпрыгнуло и заколотилось где-то в горле. В ушах загрохотало.

– Он был в кармане, – делано-равнодушно пожала плечами я. – И хорошо, а то забыла совсем, что не ответила. По работе.

– Ты на больничном.

– Была. Сегодня его закрыли, а в понедельник я собираюсь…

– Это исключено. У тебя восстановительный период, и…

– И он пройдет гораздо более безболезненно, если я буду занята делом. Сидеть в четырех стенах невыносимо. Хоть на стену лезь.

– Нет, Вера. Это исключено. На дворе лето. Вернешься в универ к новому учебному году, как раз и химию успеешь пройти.

– Ты забыл, что у моих студентов экзамены. А дипломники? Их я куда дену? Нет-нет, – стояла я на своем. – Мы уже и с Садовым все обсудили. Он не станет меня дополнительно нагружать при условии…

– Я чхать хотел на его условия. Ты после серьезной операции, Вера. Тебе нужно отдыхать.

Я хорошо знала это выражение лица… Эту гребаную маску, которая означала, что разговор окончен. Губы дрогнули. Отросшие за время нахождения в больнице ногти впились в ладони.

– Скажи, тебе доставляет кайф отнимать у меня последнюю радость?

– А последняя радость, надо понимать, это тот сопливый мажор? – ухмыльнулся Шведов, вымораживая взглядом оставшийся в тесноте ванной комнаты кислород.

7. Глава 7

Вера

– Какой мажор? Ты не в себе, что ли?

Боже-боже, что со мной происходило внутри – не передать. Но показать это ему ни в коем случае нельзя было. Вот я и храбрилась, помня о том, что лучшая защита – это нападение. Ну а еще я ведь голой была. Это тоже играло роль. Семен, как бы ни блядовал, на меня каждый раз реагировал, будто впервые видит. Хищный взгляд наполнялся теменью, зрачки расширялись, как у кошачьих в момент охоты, и такое на дне той черноты было, что… В общем, в такой ситуации он забывал обо всем постороннем.

Шведов поднял руку и ласково погладил меня по щеке.

– Главное, не заиграйся.

Меня аж передернуло. Настолько отрешенно и пугающе звучал его голос, особенно на контрасте. Как, блин, у маньяка какого-то.

Что значит – не заиграйся? Хотя… Господи, что тут непонятного?! Он наверняка за мною следил. Или читал мою переписку. А может, и то, и другое делал – с него станется. Боже мой! Но там же не было ничего такого. В переписке-то. Или… Я стала судорожно вспоминать.

– Не понимаю, о чем ты, – напустила равнодушия в голос. Любые эмоции сейчас вышли бы мне боком.

– А ты подумай. Не хотелось бы, чтобы ты все осознала, когда будет слишком поздно.

Внутри будто струна оборвалась. Сердце камнем ухнуло вниз. Во рту пересохло так, что язык едва ворочался.

– Ты мне угрожаешь?

– Тебе? Ну что ты… Я о тебе забочусь.

Значит, ему… Никите. Угрожает.

Я отвернулась, проведя ладонью по столешнице. Как в бреду, сделала несколько шагов к узкому окну, наличию которого в ванной так радовалась. Взялась за ручку.