И как она будет выступать? Под кайфом тоже? Одного торчка на сцене достаточно, бля.

Пока не пришёл Белый, она скромно сидела в уголочке, в ушах наушники, рядом скрипка, тихая и неприметная, даже забыл о ней. Тоха в свойственной манере супер, бля, рок-стар, припёрся в самом конце прогона – чуть не прибил его.

— О, Солька, – вперился он в неё, когда отмахнулся от нашего возмущения. — Пришла всё-таки?

— А ты, как обычно опоздал, – заметила она и повела бровью, слегка сморщила чуть курносый нос.

— Тебе же не привыкать, – ухмыльнулся Белый.

— Фанера ты, Белый, – ответила она, и странно было, но его задело, он прям пятнами пошёл. Может что-то это значило, не знаю, но эффект был отличный.

— Психичка, – огрызнулся обозлёный Тоха.

Девчонка фыркнула и встала.

— Ну, ок, – она взяла скрипку, — прости, маркера у меня нет, чтобы ты мне на сиськах расписался, звязда, не в себе, бля, – приложила его рыжая и кажется разбила мне сердце. Ха.

— Да, бля, Соловьёва, хорош, – остановил её Белый. — Нам нужна скрипка.

— А мне кажется, что им, – она махнула в нашу сторону, — скрипка нах не сдалась.

— Брось, они просто не такие милые, как я, – ответил на это самодовольный Тоха. — Это просто Джокер такой убийственный, Ллойд вечно в загоне, ну и Сатану бы помыть…

— Слышь, уёбок, – рыкнул Сатана, а я молча и с угрозой встретился с Белым взглядом.

— Я лучше на скрипке буду, – выдал я, стараясь говорить спокойно.

— На фесте нужны будут три гитары, – ответил мне Тоха.

— До феста вернётся Лизка, – сказал Сатана и тут уже Белый взъелся, потому что Лизка была вроде так его девчонкой, да только Сатана у неё в труханах сидел так плотно и открыто, что даже если бы и не была она с Тохой, было бы пиздец, как не прилично.

— Не факт, – загрузился укурок, — и репетировать надо с тремя по-любому.

— Так вон ей тогда гитару и дай, – отозвался я.

— Сорян, – развела руками рыжая, глядя мне в глаза. — Больше, чем вы в парке видели, я не выдам.

Я фыркнул. А глазища у неё реально нереальные.

— Соль, ну, – Белый повернулся к ней.

— Хорошо, но у меня работа два через два, – ответила она. — С десяти утра до двенадцати, иногда часу ночи.

— Стой, а в выхи? – подорвался Сатана. — Мы по пятницам и субботам же с восьми по клубам уже…

— В выхи я перекрою свою смену, когда будет надо, – ответила рыжая. — Если сыграемся, конечно.

— Херню не неси, – фыркнул Белый и бесцеремонно сгрёб её в охапку. — Ты и не сыгралась – это как Луна, мать её, не спутник Земли, а группа Кино и без Цоя группа Кино.

— Нда, Белый, – скривилась девчонка, которая явно не в восторге от его обжиманий, — твои подкаты такие же тупые, как раньше.

— Зато я охуенный, как всегда, – парировал Белый и засветился, как грёбанный прожектор.

— О, ща разрыдаюсь, оттого, что не в курсах до сих пор, насколько, – ответила она. — Жаль не взяла простыню для своих горьких слёз. В следующий раз прям обязательно притащу. Мне ж теперь с тобой на одной сцене стоять и слюной захлёбываться. Хорошо, что эфемерной.

И она стала доставать скрипку, а мне прям хотелось её расцеловать. Не, серьёзно, я был уверен, что она очередная тёлка-идиотка повёрнутая на этом нарике с комплексом бога, а тут – красотка, как разложила.

Но Белый не унимался.

— Язва ты, Соль, даже не жаль, что Олыч выиграл, – и он так зло ухмыльнулся. Обычно именно такое у него было выражение, когда он всех вокруг стравливал, а потом смотрел, как другие морды друг другу чистят.

— Надеюсь, что ты, когда с Олычем расплачивался, не обеднел? – ответила она и бровью не повела. — Я бы этого не пережила.