«Да, точно! – вдруг вспомнила я. – Но из Мандрог туристов туда не возят. Только с Лодейного Поля. А на этом маршруте такой остановки у нас нет».

Вернувшись в каюту, я заварила чай. Добавила мяты, которой меня угостили девчонки-администраторы. Телефон беспрестанно пикал, заваливая меня сообщениями:

«Привет, звезда!.. Как твой день?..»

«Сегодня час простоял в пробке… Знаешь, о чем думал? Что для меня ценность вещей обратно пропорциональна их сложности)»

«Взять, например, вкусную еду…»

«Или прогулку с друзьями…»

«Или просто привет от девушки, которая мне очень нравится)… Алена!»

«Согласна?) Или я слишком упрощаю?))»

«Льстец, – подумала я. – Но все равно приятно. Съязвить или поддержать? Напишу что-нибудь умное».

«Ах, Матвей!))) Пробки рождают философов?) Хочешь сказать, что квантовая физика менее важна, чем мой привет?)» – чуток поразмыслив, ответила я.

Он не растерялся:

«Квантовая физика не греет душу в пробке)))»

«И не умеет так остроумно ставить под сомнения мои теории)))»

Я засмеялась. От его слов мне стало тепло, и надоевшая каюта вдруг показалась уютным миром, в котором Матвей – этот еще недавно чужой человек – принадлежал только мне. Вся прелесть была в том, что меня полностью устраивали такие отношения: с одной стороны, нас разделяла дистанция, не дававшая перевести флирт в нечто большее; с другой – между нами установилась близость, которая позволяла мне не чувствовать себя одинокой. Или это было всего лишь заблуждением?

Когда мы вдоволь насмеялись, абсурдно осудив квантовую физику за ее бездушность, я рассказала Матвею про вчерашнего итальянца, который подкараулил меня после вечернего концерта. Дело было так:

Я вышла из бара, а из-за колонны, почти как джинн из лампы, вдруг материализовался итальянский турист. Во время моего выступления он сидел за ближним столиком и смотрел на меня, прям не моргая, как мышонок на удава. Лет восемьдесят, шикарный костюм и аромат парфюма аж на весь зал. «Синьора! – сказал он. – Я ждал этого момента весь вечер!» – Пенсионер поклонился. Точнее, чуть ли не пал ниц, я аж испугалась: вдруг ударится лбом.

Затем он выпрямился, глазами засверкал и выдал: «Позвольте мне поцеловать ваши волшебные руки». Вот прямо так и сказал. По-английски. И умоляюще на меня взглянул. Честно признаюсь, моим первым желанием было спрятать руки. Побаиваюсь я таких фанатиков. Никогда не знаешь, чего от них ожидать потом. Они могут, например, дежурить у дверей твоей каюты, а увидев, начинают сбивчиво о чем-то просить. Притом наши русские хотя бы конкретизируют, что им нужно, а иностранцы… ну непонятно, чего хотят. То есть понятно, но вслух, разумеется, это не озвучивается. Короче, я боязливо протянула итальянцу свою правую руку. Он взял ее, как хрусталь, и давай целовать мне кончики пальцев: меееедленно так. Как там говорилось в «Горе от ума»? «С чувством, с толком, с расстановкой». При этом он – а не Фамусов, конечно – что-то бормотал на своем. Может, молитву читал?

В общем, я стояла и чувствовала себя экспонатом какого-то музея. Ну, например, Музея особо ценных рук. А когда церемония лобызания закончилась, старичок аж весь засиял. И опять кланяться начал. «Спасибо вам, прекраснейшая! – молвил он по-английски. – Я запомню вас навсегда!» И исчез. Так же внезапно, как появился. Это было театрально, но очень трогательно. И немного грустно – ну сколько еще лет продлится его «навсегда»?

Не знаю, зачем я написала об этом Матвею. Может, хотела вызвать его ревность? Мне стало смешно: старичку восемьдесят, а Матвею…