Своими наставлениями Михалыч мешал не только артистам. Переводчики тоже на него жаловались. Да, кстати, я же вам не сказала: на теплоходе ехал аж целый штат лингвистов – выпускников университета. У них был свой отдельный мир, который иногда пересекался с нашим, артистическим. Например, на дневных конкурсах для иностранцев, где клавишник и я выступали «фоновым сопровождением» – то есть просто сидели на сцене и лишь иногда, по взмаху руки, исполняли какие-то короткие отрывки.

Ой, что-то я отвлеклась. Вернусь к своему рассказу. Вечернее выступление прошло отлично. Мы с Вадиком находились в состоянии легкой экзальтации, а все потому, что Пиджак опять заявился. Сегодня он был гораздо трезвее и про зайцев даже не вспомнил. Подвалил и говорит: «А сыграйте что-нибудь». И даже не добавил «повеселее», представляете? Ну какой замечательный человек! Вот всегда бы так! А когда мы сыграли то, что и без него играли, он облагодетельствовал нас крупной суммой: положил на синтезатор пачку купюр – наверное, вчерашнюю.

– Таким людям просто необходимо тратить, – сообщил Вадик, когда мы с ним беседовали про архетипы клиентов. – Они знают, что деньги любят круговорот: «отдал-получил». Вот поверь, Пиджак, несмотря на его кажущуюся недалекость, прекрасно осознает, что мир дуален. Если выравнивать баланс финансовых сил, ты всегда останешься в выигрыше.

– Ну ты загнул, – сказала я, мысленно восхитившись тем, как четко Вадик подвел философское объяснение под структурное описание определенного архетипа.

«В общем-то, он прав, – подумала я. – Однозначно есть люди, которых хлебом не корми, им дай только потратить. С такими туристами мы эпизодически встречаемся на теплоходе – жаль, что их не очень много! Но куда девать деньги на Валааме? Здесь же нет ничего, кроме рыбы. А рыбы столько не укупишь. Зато можно заказать море песен».

В случае с Пиджаком мы обошлись одной. Я спела Элвиса Пресли, и щедрый гость даровал нам тридцатку. «Что ж, завтра шикану в Питере: пообедаю в ресторане на Невском. Тем более что Матвей – ну этот, из интернета – раздразнил меня видами итальянских блюд. Красивые, конечно, фотки! У нас на камбузе так не снимешь».

«Привет! Можно я съем твои фотографии?)» – написала я.

Матвей откликнулся моментально. Как будто только этого и ждал!

«О, ну наконец-то!)»

«Я уж подумал, что твой теплоход попал в Бермудский треугольник…)»

«Кстати, ты знаешь, что есть блюдо с таким названием?..»

«В нем морепродукты…»

«У меня где-то была фотка…»

Он опять строчил и строчил. Почему-то дробил свой текст на короткие сообщения и ставил полчища троеточий там, где они не требовались. Я слышала, что пунктуация может многое рассказать о характере человека. «Матвей – подходящий объект для психолингвистов, – подумала я. – Надо будет мне углубиться в эту тему…»

Он интересовался всем, что происходило в моей жизни. Задавал вопросы, оценивал фотографии, шутил и присылал смешные видосики. Попросил своих знакомых проголосовать за меня в музыкальном конкурсе, который как раз шел в сети. В итоге мне досталось почетное второе место и небольшая денежная премия. Приятненько. Знаете, я вдруг поймала себя на мысли, что всеобъемлющее внимание Матвея очень подкупало. Оно обволакивало, превращая меня в главную составляющую его мира. В том отчаянном состоянии одиночества, которое я ощущала, это казалось целительной терапией.

***

Утром мы прибыли в Питер. Сойдя на берег, я сразу же отправилась в центр. Меня не занимали достопримечательности. Хотелось просто бродить по городу, рассматривать фасады зданий, вглядываться в окна кофеен и магазинов – там кипела столичная жизнь. Такое передвижное созерцание напрочь отключало поток мыслей в моей голове. За каждой витриной пульсировал свой отдельный космос, к которому я приобщалась лишь на пару секунд. И в этом мимолетном погружении было что-то очень интимное, будто я случайно подсмотрела за людьми, миром которых никогда не стану.