Артём сделал несколько шагов в глубь помещения и прикрыл глаза, глубоко вдыхая окружающие его запахи. В комнате приятно пахло чистотой и свежестью, а ещё немного — натуральным деревом и… маленькими детьми. Уж откуда его мозг определил, что то, что он сейчас чувствовал, является запахом младенцев, сложно сказать. Может быть, сработали ассоциации с увиденным, а может, так подействовало знание, что это детская, но он кайфовал от этого. Его переполняло счастье размером с эту комнату, а возможно, и больше.

«Я — отец! Я стал отцом!»

На внезапно ослабевших ногах Артём подошёл к кроваткам. Дети, темноволосые, как и он сам, беззаботно спали.

«Это девочка, — внезапно понял Тёма. — «Полина», — вспомнилось ему, как Ада назвала одного из детей.

Маленькая кнопочка, Тёмина копия, засунув пальчик в красиво очерченный ротик, причмокивала пухленькими губками и… улыбалась своим сновидениям. Сердце молодого человека вскипело и начало таять словно кусочек сливочного масла на разогретой сковороде.

«Моя девочка! Моя доченька!»

Слёзы нежности навернулись на глаза, заволакивая пеленой милый образ. Не стесняясь, он смахнул их и перевёл счастливый взгляд на вторую кроватку.

«А это, видимо, Коленька, — подумал молодой человек. — Господи, да он просто копия Ладушки! Они такие разные и в то же время одинаковые! Как такое может быть?! А моё? Что в нём от меня?»

Даже во сне — серьёзный. Лицо более круглое, чем у него. Губы, как у Лады, и плотно поджаты. Бровки вразлёт, нахмурены. Но, присмотревшись, нашёл и своё: у мальчика были длинные чёрные ресницы, как и у сестры, но вот только более выраженные, словно подведены — его особенность.

«Мой малыш! Сынок!»

Да. Его дети. Маленькие, хорошенькие и уже такие родные… И это несмотря на то, что только что их увидел.

«Ох, вы мои любимые…»

Тёма опустился на ковёр, усевшись так, чтобы, чуть повернув голову то в одну, то в другую сторону, можно было разглядеть детей. Сколько он так просидел, неизвестно. Его мысли то кружили здесь, в пределах комнаты, то уносились за неё, перемежая настоящее с прошлым и будущим. И, задумавшись, Артём не сразу заметил, как рядом с ним тихо опустилась Эллада.

— Тёмушка, — негромко позвала она, — давай я тебя покормлю, родной… Ты с дороги.

От её вкрадчивого, нежного голоса он дёрнулся так, словно рядом с ним внезапно кто-то дунул в свисток. Лада смутилась.

— Прости! Я тебя напугала. — Голос Эллады дрогнул.

«Боже мой! Какая же я скотина! — промелькнуло у него в голове. — Я так по-свински с ней обращался, бросил, ни разу не вспомнил, а она — будто ничего плохого между нами не происходило. Словно только и ждала меня…»

— Прости меня, — произнёс он тихо, боясь посмотреть на неё. — Извини за всё, что я натворил… За всё то, что тебе пришлось перенести и пережить из-за меня. И спасибо за детей… что сохранила их… разрешила мне появиться в вашей жизни.

Чуть помедлив, она протянула к нему руку и нежно, одними кончиками пальцев коснулась его уже слегка заросшей колючей щеки. Потом, осмелев, провела по волосам. Он закрыл глаза, отдаваясь этим несмелым ласковым прикосновениям. Жар от лёгких касаний разливался по всему телу, пробуждая желания, дано спящие и почти забытые после происшествия с Адой.

Тогда, больше года назад, вернувшись домой, понял, что теперь не способен хотеть женщину. За время одиночества с потерей чувственности смирился, считая, что наказан за содеянное. И вот — надо же! — жажда любви начала просыпаться. И тут, не выдержав, он повернулся к Элладе, с намерением излить всё, что на душе. Но сказать ничего не сумел. Задохнулся, поймав на себе её чистый, искренний, полный доверия взгляд.