Становилось немного легче, когда на пороге появлялся сынок. Мальчик словно погружал её в тот мир, где рядом по-прежнему был любимый человек. Казалось, что вот-вот он войдёт к ней, привычно притянет к себе и поцелует так сладко, нежно, как только это может сделать по-настоящему любящий мужчина. А ей станет легче нести эту ношу ответственности за маленькую и такую хрупкую жизнь. Ведь рядом с ней он — тот, кто всегда готов подставить своё сильное плечо.

А потом…

Потом она снова возвращалась в этот мир, где была без поддержки. Одна. Рядом с ней была её крохотная красавица-дочка, невольно ставшая большим замком, закрывшим навсегда дверь к тому, кого по-прежнему любила. Даже нет, не замком. Она стала сургучной печатью, запаявшей замочную скважину, чтобы наверняка никто и никогда его по ошибке не вскрыл.

Ада понимала, что возврата в прошлое нет и не будет. Как бы ни любил её когда-то Богдан, простить бастарда, да ещё с большими проблемами, он не сможет. Он достаточно гордый человек, со своими принципами и амбициями, даже в любви. Ещё в своё время, когда они только планировали пожениться, Богдан достаточно жёстко потребовал от своей будущей жены соблюдать ряд условий — довольно простых с морально-этической точки зрения. Но у судьбы на неё, девушку, попавшую в сказку, оказались свои планы.

Ада никогда не задавала Тошке вопросов о жизни отца, а мальчик, будто чувствуя это, сам их не поднимал. Вот только однажды, застав Аду застывшей у телевизора, проявил эмоции. Шёл сюжет об открытии какого-то нового предприятия. Богдан, как всегда, красивый, но за прошедшее время внешне немного огрубевший, рассуждал о перспективах развития его холдинга в новом направлении. Рядом с ним, явно красуясь, топталась очень эффектная блондинка. Время от времени рука Махрова властно касалась кончиков её пальцев. На руке незнакомки сверкало кольцо с большим драгоценным камнем.

«Рубин», — автоматически отметила она про себя.

— Мам! — окликнул её мальчик. — Ты всё равно красивее, чем она.

Ада сначала даже и не поняла, о чём он говорит, а осознав, внезапно сильно покраснела. Присев перед Антошкой на корточки, она с любовью пригладила его тёмные волосы, такие же мягкие на ощупь, как и у её бывшего мужа. На несколько мгновений снова провалилась в прошлое, но, почти сразу же вынырнув, ответила:

— Спасибо, мой любимый мальчик, но папа вправе приводить в свою жизнь другую женщину. Это нормально. Ты не должен этому противиться.

— Но ты же не привела себе другого мужчину? — задал вполне резонный вопрос ребёнок.

— Я не могу. У меня уже есть мужчина. Это ты, — тут же добавила она, увидев, как его бровки начинают хмуриться. — И потом, у меня есть Вика. А такие особенные детки нужны только мамам… ну и папам, конечно, если они у них есть. А у Викуши нет отца. Я тебе говорила. Я её покупала одна, мне и растить.

Пятилетний мальчик как-то по-взрослому скептически хмыкнул, а потом обняв её за шею, прошептал:

— Папа никогда не приводит её к нам домой.

Ада на автомате поцеловала сына, вот смысл сказанного им поняла только спустя несколько минут. Уточнять было поздно, а поднимать этот вопрос ещё раз для обсуждения с ребёнком — недостойно.

— Так кого ты всё-таки любишь? — вернул её в настоящее голос Кирилла.

Ада затравленно взглянула на него.

— Ты считаешь, что мне нужно произнести вслух, чтобы я ещё раз прошла через всё это?

— Не для этого, — неожиданно серьёзно произнёс мужчина. — Мне нужно, чтобы ты услышала, наконец, сама себя.

Она растерянно пожала плечами.

— Мои слова ничего не изменят. Сколько ни говори «халва», во рту слаще не станет.