– Понимаешь, какое дело, – она вздохнула. – Он когда позвонил, то принялся игриво так на свидание звать. Мол, с женой он развелся, теперь вольная пташка и все такое. Опять навыдумывал себе черт знает что. Я ему сразу сказала, чтобы ерунду эту прекратил, ну так он сразу оглобли развернул и начал про то, что помощь ему нужна. А я Вите даже говорить об этом не хочу, не хватало еще, что…

Мама встала, сняла фартук, повесила его на крючок рядом с мойкой.

– Но ссориться с ним я тоже не хочу, – мама посмотрела на меня серьезным взглядом. – Он в действительности неплохой человек, и с ним можно работать. Но хорошо бы при этом, чтобы он своими глупостями в мою жизнь не лез. Понимаешь меня?

– Думаю, да, – кивнул я.

– Замечательный ты у меня, – мама быстро меня обняла и отпрянула. – Боюсь я, что если скажу Вите, то он мне сначала скандал до небес устроит, а если пойдет Вовке помогать, то вообще черт знает что они там могут придумать.

– Да нет проблем, мам, – я подмигнул. – Когда там нужна помощь?

– Ну и еще… – мама сцепила пальцы. – Ты там… присмотрись. А то может я тоже себе навыдумывала, а Вовка ничего такого ввиду не имел, просто выпивши был или еще что. Понимаешь меня?

– Сделаем, – кивнул я.

– Фух, – с облегчением выдохнула мама. – Прямо камень с души! Ты же прямо сегодня можешь?

– Запросто, – снова кивнул я, перебрав в голове список дел. И там не оказалось ничего такого, что не терпело бы несколько часов промедления.

– Тогда сейчас я ему позвоню и скажу, что ты придешь, – мама быстро встала. – Посиди чуть-чуть… А, да! Еще хотела спросить! Ты на права-то сделал фотографии?

– Фотографию? – недоуменно спросил я. Но мама уже умчалась к телефону, так что я не успел ляпнуть ничего лишнего. Хрен его помнит, когда там у нас в России начали выдавать права нового образца. Где-то в этом году, наверное, когда страна сменила название…

Ладно, неважно.

Поставил себе галочку «сфотографироваться на права».

– Вот адрес, – мама положила передо мной листочек в клеточку, на котором ее аккуратным почерком был выведен адрес в центре города.

Солнце светило уже совсем по-весеннему – ярко, весело. Блестело в лужах, отражалось в стеклах домов, припекало. Птички радостно чирикали. Пахло мокрой землей. Я никогда не любил новокиневскую весну. Она всегда была самым грязным временем года, когда из черных сугробов торчал набросанный за зиму мусор, когда город заливали огромные мутные лужи, когда вместе со снегом, случалось, и асфальт растворялся. И пока не появилась свежая зелень, лучше было не переобувать машину, потому что в любой момент обманчивая погода могла подбросить свинью в виде обильного снегопада. И не было, кажется, ни единой весны на моей памяти, когда этого бы не случалось.

Но сейчас я радостно и легко скакал через лужи, перешагивал, скрестив пальцы, трещинки на обнажившемся асфальте. И, улыбаясь, подставлял лицо яркому солнцу. Щурился, не замечая грязи и разрухи.

Не примелькалось, нет. Мусор и срач меня все еще напрягали, просто очень уж хороший был денек. В голове клубились планы на грядущее лето. А встречные девушки спешно переоделись в экстремально коротенькие юбки, что тоже радовало глаз, разумеется. Хотя внутренний заботливый голос и бухтел, что этих красотуль надо бы за ушко отвести домой и одеть потеплее.

От дома до площади Советов я дошел пешком. На пару минут задержался, чтобы поглазеть на митингующих возле памятника Ленину недовольных граждан с самопальными плакатами. У раскладного столика топтался мужичок с мегафоном и выкрикивал что-то неразборчивое.