Я снова нырнул под занавес, волоча Наташу за собой. Хорошо, когда твой напарник тебе доверяет. Она ни о чем не спрашивала и не сопротивлялась.

– Наташ, мне нужно, чтобы ты подменила меня на сцене, – сказал я. – Нужно объявить «Пинкертонов».

Я качнул головой в сторону музыкантов, корчащих недовольно независимые рожи. Им не было слышно, о чем мы с Наташей говорим. Но, кажется, перестановка в концерте им тоже не нравилась. Вообще-то по первоначальному плану они шли закрывающими. А финал концерта – это куда более топовая позиция, чем шестые по счету.

– Нет проблем, – кивнула Наташа и гордо выпрямила спину. Потом деловито поинтересовалась. – Материться же нельзя, да? Тогда можно я их хотя бы земляными червяками назову?

– Обожаю тебя, – ухмыльнулся я, сжал ее плечо, кивнул Свете и снова выскочил в зал сквозь кулисы.

В зрительном зале «ангелочков» точно не было. Я промчался вдоль рядов к выходу, надеясь, что они не успели уехать. Хрен знает, что там такое случилось, но дело явно не обошлось без Банкина. Технически, конечно, мог возникнуть другой какой-нибудь форс-мажор. Ну, там, разбитый нос Астарота таил в себе тяжёлые внутренние повреждения, и понадобилось срочно везти его по скорой в какую-нибудь больницу, но это было маловероятно. В разозленного Банкина, возжелавшего мелочно нассать мне в тапки, я верил больше.

В пустом фойе скучала одинокая билетерша. Сидела на стуле и вязала. И буфетчик расставлял стаканы на поднос ещё. В три прыжка преодолев просторное фойе, я остановился рядом с билетершей.

– Сударыня, вопрос жизни и смерти! – воскликнул я, почти молитвенно сложив руки. – Музыканты не выходили сегодня?

– «Парк культуры» уже давно уехали, – не поднимая глаз, ответила она.

– А другие? – я присел перед ней на корточки и заглянул ей в лицо.

– Ещё какие-то ребятишки только что выносили инструменты, – сказала она. – Вон машина, ещё не уехала, кажись.

Я прильнул к стеклянной двери, чтобы разглядеть, что происходит на парковке. Буханка Гены была ещё там. Как раз кто-то последним в нее забирался, кажется, Кирюха. Я рванул дверь и выскочил на улицу. Ледяной ветер швырнул в лицо горсть снежной крупы, но одеваться было категорически некогда.

– Стоять! – заорал я, длинными прыжками пересекая парковку. Скользко было, трындец! Ясен пень, никто тут ничего не чистил, асфальт был покрыт толстым слоем укатанного до плотности бетона снега. А ботинки, в которые я переобулся для выступления, были, прямо скажем, не зимней резиной.

Я успел.

Правда для этого пришлось почти броситься под колеса.

– Что за дела?! – рыкнул я, распахнув переднюю дверь. – Куда это вы намылились?

– Что значит, куда? – хмуро отозвался Астарот. – Нам ведь Банкин сказал, что мы по времени не помещается, так что…

– Ссскотина, – прошипел я. – Выгружайтесь обратно.

– В смысле? – радостно подскочил Бельфегор. – Он передумал, да?

– Но мы же грим уже смыли… – растерянно проговорил Макс, касаясь кончиками пальцев синяка на скуле.

– Заново накраситесь, не маленькие, – фыркнул я. – Давайте я помогу дотащить шмотки. Да пошевеливайтесь вы, а то там Наташа сейчас, я чувствую, наговорит… интересного.

Два раза повторять не пришлось. «Ангелочки» сорвались со своих мест и принялись вытаскивать свою амуницию из машины.

– Ты представляешь, он, такой, подходит, лицо озабоченное… – торопливо задыхаясь, болтал Бельфегор«, ворочая здоровенный гроб своего поливокса.

– Он прямо так просил, так извинялся… – бубнил Бегемот.

– Мол, понимаете, ребята, нам внезапно сверху спустили директиву, по которой мы должны концерт на сорок минут раньше закончить, – сказа Астарот. – Мол, все выступления сократили как минимум на одну песню у группы, а нас и ещё каких-то ребят пришлось вообще вычеркнуть, потому что…