– Ну, короче, там как дело было… – фронтмен “пиночетов” опустился на вращающийся стул и начал на нем крутиться. – Яныч как-то пришел и давай рассказывать, как ты ему по почкам пробил, бабки отобрал и еще Боба этот твой его прижучил.

– Звиздел, стопудово, – басист склонился над роялем. – Мы сразу поняли, что никто его не прессовал.

– Ян вообще мне бабок должен! – заявил фронтмен.

– Ой, и ты не звезди! – басист сыграл на нашем расстроенном рояле собачий вальс. – Гы, а я, в натуре, в первом классе мечтал пианистом стать!

– И что тебе помешало? – иронично спросила Наташа.

– Да, короче, я поспорил со своим тогдашним корешем, что я себе руку сломаю, – басист заржал.

“Все-таки панки – ребята совершенно незамутненные”, – подумал я.

– В первом классе? – Наташа удивленно подняла бровь.

– Там долгая история, – басист Димон захлопнул крышку рояля и вышел на середину кабинета. – Короче, мы тогда были октябрята, типа. И у нас были вожатые из пионеров. Две девчонки. Или, как мне тогда казалось, очень взрослые тети. И, короче, один раз они приходят, а у обеих гипс на правой руке. И по секрету нам рассказывают, что, типа, у них контроша по математике, а они, чтобы ее не писать, сами себе руки сломали. Об парту если вот так грохнуть, то…

– Нормальные такие у вас вожатые были, – подала голос Света. – Прямо-таки разумному-доброму-вечному учили.

– О, Клэр! – обрадованно заорал фронтмен. – А я тебя не заметил! А ты чего в рок-клуб больше не заходишь?

– Да мировые вожатые, чо ты? – насупился басист. – Короче, там у них в классе половина вот так себе руки сломали. А мы пока шкеты мелкие, и контрольных бояться не научились. Мой кореш тогда говорит: “Круууууто!” А я говорю: “Ачотакова?” А он мне: “Да тебе-то в натуре слабо руку сломать!” А я говорю: “А вот не слабо!” Ну и грохнул, как вожатка показывала.

Света засмеялась, закрыв лицо руками.

– Так, мы отвлеклись от главной темы, – напомнил я. – Что там было про склад мертвых негров? Ну, в смысле, про Яна. Он что-то еще сказал?

– Да нахрен он сдался, слушать его, – фронтмен высунул язык и изобразил “блюющую рожу”. – Короче, Велиал, я не тупой. Понял уже, что никого ты не ищешь.

– Но грибы мы все равно тебе оставим, – добавил басист. – Мировые грибы, зуб даю!

– И если вдруг чо, то знай, что мы как штык! – заверил фронтмен. – Ты не смотри, что мы бухаем, скажешь работать, лично прослежу, чтобы мои придурки срочно стали трезвенниками!

– Работать, говорите? – задумчиво проговорил я.

– Эй, а ну стойте, придурки! – Наташа вскочила так быстро, что меня даже ветром обдало. – Сели обратно, разговор есть.

– О! Это мы удачно зашли! – поднял палец фронтмен. – А ты говорил: “Турнут!”

– Да ничего я не говорил, что ты несешь?! – возмутился басист.

– Вы как вообще, трезвые? – строго спросила Наташа. – Информацию способны воспринимать?

– Ну по пивку только с утра высосали, а так мы в норме, – заверил фронтмен.

– Значит так, тогда слушайте сюда, – Наташа усадила их за стол и нависла над ними сверху.

А я присел напротив Светы.

– Что и требовалось доказать, – сказал я.

– Это ты про слухи эти дурацкие? – спросила Света.

– Ага, – кивнул я, вполуха слушая, как Наташа объясняет “пиночетам” про тайную площадку фестиваля. С этим потоком паломников она быстрее всех сориентировалась. К нам в “Буревестник” за эту неделю наведались чуть ли не все знаковые и не очень коллективы Новокиневска. И где-то со второго дня она эту волну решила оседлать и набрать исполнителей на свою тайную площадку. И про “пиночетов” она реально только сегодня утром вспоминала. Мол, что-то эти не приходили еще, они прикольные, надо им что ли самой позвонить. И вот…