Уголок ее губ дрогнул, а беспокойная складочка на лбу разгладилась.

- Кет-те-лин, - в третий раз сказал он, лаская и успокаивая свою Единственную ее же собственным именем.

И она откликнулась. Улыбнулась, расслабленно села перед ним и накрыла его ладони своими.

- Почему у бессмертных такие холодные руки? - спросила она с интонацией риторического вопроса и сжала его пальцы, согревая их. Теплая волна потекла вверх по телу, но дрожь от озноба лишь усилилась. Рэйвен прикусил язык, чтобы стук зубов не разносился в ночной тишине.

- Наверное, мы, смертные, просто слишком ярко горим. Потому наши тела и сгорают так рано. Мы сами себе укорачиваем жизнь, стремясь прожить ее ярче, - сказала она. - А чем плоха жизнь бессмертного?

Кеттелин подняла голову, оторвавшись от созерцания его рук, и их взгляды снова встретились. И он вдруг понял. Понял, о чем она спрашивает, и понял, что об этом никто из его соплеменников прежде не задумывался. Потому что ни разу до этого момента не подходили к границе миров двое, чтобы соединить ладони сквозь разделяющее их невидимое стекло.

- Чем же, Рэйвен? – тихо, будто эхо, повторила она, отводя глаза и давая ему возможность сделать вид, что этот вопрос – тоже риторический. Но он ответил:

- Пустотой и бессмысленностью.

Легкий смешок сорвался с ее губ. Потом еще один, и еще. Громче и громче. И она расхохоталась во весь голос, запрокинув голову и откинувшись назад. Она бы даже повалилась наземь, но все еще держала его за руки – или держалась за них, и рывки от спазмов смеха, что сотрясали ее тело, передавались ему.

А потом она вдруг замолчала – резко, будто кто-то пережал ей горло. Опустила голову, прикрыв глаза. Дыхание ее выровнялось, мышцы расслабились.

- А ты хоть раз мечтал о том, чтобы стать смертным? - спросила она чуть осипшим от смеха голосом и снова посмотрела на него.

- Да, - он качнул головой. – Но лишь после встречи с Вами. До этого момента я даже не задумывался, что в жизни смертного... Что вы...

- Что мы более живые, чем вы, так? – закончила за него Кеттелин.

Он опустил глаза. Ему было нестерпимо неловко находиться по эту сторону грани. И захотелось проломить стекло, прорваться, объясниться, коснуться и прижать к себе... Но он никогда такого не делал. Чувства его бушевали, а тело оставалось чужим, и привычки, выработанные десятилетиями, не давали даже сжать в ответ ее руки - его пальцы лишь слегка дрогнули в ответ на это желание.

- Кеттелин, - он вновь попытался обратиться к силе слов. - Мне знакомо чувство близкой смерти. У меня не самое крепкое здоровье, и в прошлом часто случались эпизоды, когда я думал, что умру. Но рядом всегда был кто-то, кто помогал и вытаскивал с того света. И я, наверное, привык. Успокоился, доверился. То есть, я чувствую свой Путь. Чувствую, что у него нет конца, как у смертных. Но и цели тоже нет. Ничего нет. Пустота. И мы ее заполняем какой-то ерундой. Любимое дело, семья, обязанности, этикет, поддержание своей репутации, работа над собой. Я только сейчас осознал, насколько все это ложно. А с другой стороны, это же и есть жизнь. Но она такая бесполезная... Зачем оставлять что-то после себя, если ты сам останешься навсегда? Ведь никто из нас не думает, что однажды умрет. Ведь смерть для бессмертного - трагическая случайность. Которая, однако, случается с каждым. Неминуемо. Вопрос только в продолжительности жизни. И жизнь эта, какой бы долгой ни была, наполнена ерундой. Она пуста.

Рейвен замолк, поняв, что повторяется. Его накрыло новой волной озноба, и явственный стук зубов разнесся в воздухе. Кеттелин молча пододвинулась и обняла его, прижимаясь всем телом и будто закутывая в пламя. Он ощутил желание ответить ей, но снова сдержался.