И было на что. Правящая семья редко показывалась на людях полным составом: в основном на приемах присутствовали отец и дочь или отец и мать. Сегодня же все трое сидели рядом с виновником торжества – младшим лордом – и у гостей была уникальная возможность сравнить членов семейства друг с другом.

Единого мнения, кто из них красивее, не было, но все сходились во мнении, что хозяев дома нельзя было упрекнуть в отсутствии вкуса: одеты все четверо были превосходно, в схожем стиле и ровно с тем уровнем дороговизны украшений, чтобы подчеркнуть свой статус, но при этом не обидеть гостей, которым тоже хотелось показать себя.

Пышнее и ярче всех была одета леди Афлин, дочь царственной четы: легчайшие полупрозрачные шелка парили над ее телом, как облако, шею и вырез лифа украшали жемчужные бусины, на острых ушках покачивались изящные серебряные каффы.

Лицо леди вопреки ее возрасту было по-детски округлым, да и вся она в этом наряде казалась мягкой, беленькой и пышной, как булочка. Ее голубые глаза сияли, а ресницы поблескивали приклеенными у основания бриллиантами. Она была чудо, как хороша, и всякий желал бы ее в жены, но увы, год назад это стало невозможно ввиду ее замужества.

Ее мать составляла девушке достойное соперничество, будучи такой же привлекательной, так же со вкусом одетой, но с той долей властной красоты, которой могут похвастаться только редкие женщины, знающие себе цену. Леди Лютиэль была недовольна праздником, и не в последнюю очередь причиной тому было окончательное признание ее младшего ребенка совершеннолетним.

Зато ее муж был вполне доволен, хотя для гостей его эмоции и были скрыты. Оба лорда – и отец, и сын – были одеты в строгие белые камзолы, также расшитые серебром и алмазами.

Младший лорд слегка улыбался. Кисти рук, украшенные перстнями, выглядели изящно, как у музыканта, а чуть исхудавшее лицо могло похвастаться чертами, присущими ученым. Выражение лица его было не восторженным или радостным, как бывает у иного юнца, едва признанного совершеннолетним, а спокойным и даже чуть утомленным.

Дождавшись смены такта, две танцующие девушки коснулись друг друга локтями и поменяли положение и кавалеров. Теперь вторая девушка получила возможность оценить внешность младшего из клана Лаард.

- Да ну, бледный какой-то, - сказала она, окинув лорда Рэйвена беглым взглядом. – Румянец на щеках нездоровый и щеки впалые. Не кормят они его, что ли?

- Это да, бледноват, - согласилась ее подруга. – Но как одет, а? Ты смотри-смотри, пока можешь.

- Да на что тут смотреть? – тон девушки разительно отличался от выражения ее лица, демонстрирующего царственной чете вежливую и скромную улыбку. – Все простенько так. И ничего толком не видно под десятью слоями. Вот если б он танцевать пошел, мы б его хотя бы пощупали.

Девицы синхронно хихикнули.

- Хм, - лорд Рэйвен шевельнул бровью, выражая таким образом свое мнение насчет данного описания, и пробормотал: – Вот наглые.

- Они Вас не слышат, можете не шептать, - подал голос его сосед по левому плечу – доктор Лэйкери, одетый не так дорого, как прочие, зато поярче, как одеваются молодые люди – вопреки длине волос, говорящей о почтенном возрасте.

- Почему тогда я их слышу? – чуть приподнял бровь Рэйвен, не поворачивая к нему головы и не слишком шевеля губами, как его учила мать.

- Потому что акустика этого зала так устроена, - ответил вместо доктора лорд Адриэл. – Чтобы мы слышали чужие разговоры, а гости не слышали наших обсуждений. Так что если захочешь сказать речь, выходи за линию серебряного орнамента.