Вынимаю Степана из конверта, и уже собираюсь войти в комнату, как вдруг меня останавливает странный запах… Чужеродный в привычных запахах квартиры. Я уловила его еще когда вошла, но не сразу поняла, что это…

Слабый запах мужского парфюма.

– Кто здесь? – испуганно спрашиваю я.

Может быть, хозяева квартиры вернулись? Но знаю, что обманываю себя… Крепко прижимаю к себе ребенка, но не решаюсь войти в зал. Потому что, так пахнет парфюм Антона.

– Здравствуй, Кира, – раздается его голос из комнаты. – Не стесняйся, входи… У нас назрел серьезный разговор.

Ощущаю присутствие сзади и оборачиваюсь: из комнаты напротив выходит мордоворот Антона. Путь к выходу отрезан. Остается идти вперед.

Вздохнув, собираюсь с силами перед боем и вхожу в комнату.

Антон стоит в конце зала у окна, непринужденно расправив плечи.

Я тебя поймал.

Птичка в клетке.

Вот о чем говорит его лицо. Глаза насмешливо изучают меня.

Я обманывала его, как он считает, девять месяцев, но теперь он обо всем знает и оправился от шока.

Изучив мои глаза, Антон смотрит на сверток, который я крепко прижимаю к груди.

– Отдай моего сына.

Я стою, не двигаясь.

– Только не начинай, что он не мой. Не верю, я бы знал, если бы ты мне изменяла, Кира. А после развода ты забеременеть не могла, не подходит по срокам, – он показывает выписку из роддома и справку, конечно же, он их забрал. – Так что не вынуждай меня делать тест ДНК.

Сглатываю, лихорадочно ищу выходы.

Их нет.

Я могу закричать, вызвать полицию, позвонить маме…

Но все разбивается об один факт: отец моего ребенка Антон Орловский, и это влечет массу последствий и неприятностей. Суд будет на его стороне. Уверена. Он слишком богат и влиятелен. А я нет. Вот и весь разговор.

Антон забрал мои выписки из карты, уверена, уже изучил их со специалистом и знает все о моей беременности и родах. Знает, как я вынашивала ребенка. И знает предполагаемый срок зачатия.

А случилось оно до развода.

– Я слежу за всеми домочадцами и ключевыми сотрудниками, Кира, – он поджимает губы, словно о чем-то умолчал. – Я бы знал, если бы ты сходила налево. Так что уверен, что ребенок мой.

– Плохо следил, – цежу я сквозь зубы.

Бывший загнал меня в угол.

Прятаться, отпираться бесполезно – теперь только драться.

Я сделала все, что могла, чтобы эта встреча не случилась.

– Ты сбежала из больницы, рисковала моим ребенком. Пряталась. Ради чего все это, Кира?

– Чтобы ты его не забрал, – отрезаю я. – И даже не рассчитывай, что у тебя получится! Я буду настаивать в суде, чтобы ребенок остался со мной.

– И у тебя ничего не получится.

– Он еще младенец! Человеку несколько дней от роду, а ты отрываешь его от матери!

– Только это тебя и спасает, Кира.

Антон подходит ко мне вплотную.

Смотрит в глаза, но опускает взгляд, и я понимаю, что он подошел не для того, чтобы со мной пообщаться. А чтобы посмотреть на ребенка.

Осторожно отоваривает кружевную накидку, чтобы увидеть лицо.

Крошка сладко спит.

– Какой маленький, – высказывается он.

И это все?

Первые слова о ребенке от отца: какой маленький? Надо же, какое глубокомысленное замечание!

– Ты думал, я великана рожу? – огрызаюсь я.

Меня охватывает дрожь. Трясет не сильно, но ощутимо.

Антон снова смотрит на меня.

У него непривычно жесткое лицо. Пожалуй, за девять месяцев я от него отвыкла. Или после смерти отца и развода он стал пожестче.

Более взрослым.

Говорят, по-настоящему взрослыми мы становимся не тогда, когда у нас рождаются дети, а когда умирают наши родители.

– Хорошо, что ты родила мне ребенка. Плохо, что пыталась это скрыть.

– Знаешь, что плохо, Антон? – с вызовом спрашиваю я, переступив с ноги на ноги, от сонной тяжести ребенка мои руки устали, но я боюсь садиться, словно на меня могут напасть в любой момент. – Что ты вышвырнул меня из своей жизни, а теперь пытаешься забрать сына! Хотя это ты выгнал меня!