Я публикую его снимок в своей ленте. Ничего не обрезаю, чтобы его адрес был виден. И только теперь, когда он красуется в моей ленте, я замечаю комментарий, засчитанный системой, как самый важный  @Karla: Лео? – этому адресу он отвечает (или отвечал) чаще остальных. Хмурюсь.

@WTF_LEO: Зачем ты это сделала???!!!

@HARLEA:  Чтобы ты кое-что понял, парень.

@WTF_LEO: Что?

@HARLEA:  Что у каждого события есть последствия. У каждого слова смысл. У каждого обещания есть тот, кто ждёт его выполнения. А у надежды – уже когда-то простреленное сердце. Хорошо подумай, Лео, действительно ли ты хочешь меня найти.

Он молчит.

Он молчит.

Он молчит.

@HARLEA:  Лео?

Молчание.

Даже если он затолкал меня в чёрный список, я же об этом не узнаю? Или узнаю? Его лента мне всё ещё видна. Все его публикации для меня доступны. Мои сообщения ему отправляются, и никаких уведомлений о недоставке не приходит.

Он слышит меня. И молчит.

Автор арта Оксана

30. 28

Глава девятая. Мокрая

Странные хлюпающие звуки заставляют оторвать глаза от телефона – «орущий» арабский мальчик. Точнее, «оравший» - сейчас его рупор занят колой. Щёки наполнены газировкой, которую он не глотает, поскольку, очевидно, больше уже не может, подтёки на щеках и рубашке, в руках почти полная бутылка – видимо, не первая. Он останавливается напротив меня и смотрит в глаза. Я ему явно не нравлюсь. Чувствует, что это взаимно.

Мальчишка некоторое время мнётся, затем начинает понемногу выпускать колу изо рта. Она или же его слюна, или же и то и другое вместе взятое, пузырятся и стекают на пол. Присматриваюсь и вижу такие лужи не только напротив себя, а по всему ряду. Этот говнюк давно уже тут гадит. Парню на вид года четыре, но судя по тяжести идиотизма в поведении, не более двух: в руках его бутылка с колой, а в глазах скука.

Оборачиваюсь – мамаша кудахчет с остальными курицами, рада стараться, что дитё при деле, и плевать, чем именно развлекается.

- Мальчик! Перестань это делать! – беру на себя роль воспитателя.

Ноль эмоций.

- Слышишь, пацан? Я тебе говорю! Перестать это делать!

Некоторое время он смотрит на меня в упор своими чёрными пуговицами, обрамлёнными длиннющими ресницами, не моргая. Будто гипнотизирует. Затем припадает к бутылке и набирает полный рот.

Пока я изо всех сил стараюсь держать себя в руках, ребёнок подходит к стеклу прямо напротив меня и с характерным звуком опорожняет на него свой рот. Теперь кола с пузырями стекает по стеклу в самый низ на бортик, за него, под него, расползается в лужу.

Моё терпение лопается.

- Ну, ты нарвался, маленький говнюк!

Хватаю его за руку и тащу к мамаше:

- Извините, но пока вы тут треплетесь, ваш ребёнок изгадил пол зала!

Они реагируют на меня. Очень шумно и очень недружелюбно. Причём, собираясь лететь в Торонто, не произносят ни единого слова на английском. Типа не знают.

Я возвращаюсь на место, стараясь не смотреть на пол и на стекло – противно. Ищу, куда бы пересесть, но зал уже прилично заполнен, а там, где ещё не занято, везде размазана кола.

Пытаюсь отвлечься, проверяю телефон – ничего. И на зелёные холмы с ветряками уже не полюбуешься – на стекле сопли.

Не проходит и пяти минут, как пацан снова рядом. И на этот раз смотрит мне в глаза как-то по-взрослому. Я пятой точкой чувствую подвох и говорю ему по-хорошему:

- Лучше иди отсюда.

Никакой реакции.

- Если ещё раз плюнешь на пол, я сдам тебя дяде-полицейскому!

В этот момент в мою голову закрадываются сомнения в том, что пацан вообще меня понимает. Любой ребёнок отреагировал бы на слово «полицейский», а этот просто продолжает на меня пялиться.