Тимофей тогда еще старался быть ласковым, пытался заверить, что у него ничего не болит внутри, убедить, что я его полностью устраиваю. Ну да, врал сам себе...

Его рассказы били по самолюбию, а оброненное "её я по-настоящему любил" заставляло быть... такой, как ему надо.

— Зато какая у тебя тёща. — В шутку цежу, на что он соглашается, отпивая чай и пытаясь достучаться до моего мозга, мол "Так нельзя, Света!"

Нет, серьезно... за семь лет я слышала "люблю тебя" лишь раз, и да, в постели вовремя момента, когда ему было особенно кайфово. Какая я мерзкая, Боже!

Во мне тогда это ничего не кольнуло, не встрепехнуло, я не ответила даже из приличия... лишь усилила презрение к себе.

Я же сама откровенно предлагала ему быт, рутинную заботу, секс и себя в придачу, он платил штампом в паспорте, стабильностью, своей самоуверенностью и вылазками на море или в горы.

С ним не может быть скучно... это мужчина не из той лиги. Он не сноб, не заядлый эгоист, даже не нарцисс. Но почему я не могу любить его?

Разве это дурацкое чувство, заставляющее переживать ночами, так важно? Без него легче... Только чувствуешь себя подстилкой, но что уж тут - издержки профессии. Сама знала, в чью постель падала.

И сейчас он верно говорит, что я всегда была какой-то замороженной, не пытающейся открыться.

— Слушай, может, это просто трудный период? Давай поживем раздельно, соскучимся друг по другу. Говорят, все пары через это проходят.

Поправка, проходят, если любят друг друга. Если нет — только тянут с неизбежным.

Отпиваю чай, изучая его торт. Терпеть не могу этот вкус — фисташковый. А он ему, правда, нравится. Почему я думала, что смогу приучить себя к этому? Привыкнуть и полюбить...

Ему 34. Он по праву гордится должностью зав.кафедрой, которую занимает уже 5 лет. Что для городского вуза — небывалое достижение, ибо завами там обычно бывают дедушки под шестьдесят, а то и старше.

Муж старается держать себя в форме, пропадает в спортзале до ночи, не торопясь домой, и раз в год сгребает свою непутевую жену куда-нибудь. Зачем я ему? За ним же вьётся толпа от первокурсниц до ему равных. Это бессмысленно.

— Я не хочу, правда.

Он клонит голову на бок, вцепляясь в меня взглядом, и выдает ожидаемое тоном взрослого и умного.

— Свет, а я не хочу этого. Ты меня полностью устраиваешь, зачем нам разводиться?

Как мало ему надо... Или наоборот? Я удобна. Не закатываю скандалов, так как не жду ничего и, следовательно, не могу разочароваться, не пытаюсь его контролировать. Меня самой словно и нет, зато есть ужин, уют, собеседник и неплохое тридцатилетнее тело. А, да, ещё есть тёща, что души в нем не чает.

Господи, как же хочется утонуть, чтобы эти слои невысказанной боли наконец начали отходить.

Я прячусь за собственными руками, натягивая панцирь. Не могу... Не могу... Не могу.

— Я переночую здесь.

— Только... прошу тебя, на диване.

Поднимаю взгляд, сдерживающий слезы, встречаясь с его непониманием. Он, кажется, обескуражен этим. Кивает, закидывая торт в холодильник и снова убирает кружку в раковину.

Зачем!? Это ему несвойственно. Зачем пытаться заставить меня передумать? Я не могла решиться все эти годы... зачем делать ещё больнее?

Зачем...

Он уже спит за стенкой, а я до сих пор не могу даже закрыть глаза. На что я надеюсь?

Я же не питаю надежды на счастье, просто хочу прекратить этот маленький ад. Я не думаю кого-то встретить, кому я нужна такая? Меньше всего на свете мне хочется вновь оказаться в чьих-то руках.

Я хочу остаться одна. И не делать вид, что люблю то, от чего хочется сдохнуть.