Боится или просто нервничает?

Лежит с ноутбуком в руках, скрестив ноги. Подхожу ближе, отказываясь от предложения лечь рядом.

— Сама начнёшь?

А хотя почему отказываюсь? Что мне стоять-то? Огибаю кровать, ложась рядом.

Повторяю, всматриваясь в потолок с розовым отливом.

— Сама начнёшь, или сразу к Артёму пойдем?

Да, я знаю-знаю, ничто так не развязывает язык, как страх быть отчитанной любимым человеком.

— Блин, пожалуйста!

Встречаю её взгляд.

— Я слушаю. Ты такая дрянь, или есть смягчающие обстоятельства?

Прикусывает губу.

— Реветь не думай. Не поможет.

— Блин, да я не хотела.

Вскакивает, убирая ноутбук. Жмурится, вцепляясь в волосы.

— Я жду, Нина.

Падает на розовый пуфик возле двери, поджав к себе ноги, обхватив колени руками, пытаясь спрятаться в воображаемый домик, и от этой позы я начинаю понимать, складывая воедино эту комнату и её саму... Но сначала дослушаю.

— Да бли-и-ин... — Тянет. — Ну... Эта пати — она..

— Что?

— Ну, она для Никитоса, понимаешь!?

Поджала губы. Очень "подходящий" контингент для 8-илетнего ребенка.

— Блин, короче, мы с ним поспорили, что нынче на моей тусе он не струхнет...

Слушаю.

— И, ну, как бы... Я договорилась с Гошаном, он просто должен был..

У меня один мат сейчас на уме... на Артёма.

— На что спорили?

Кивнула в сторону стола.

— На мой ноут и его наушники.

Вздыхаю.

— Дальше.

— А вчера... ну, Тёмыч меня отшил вечером. И я ходила сегодня весь день не в себе, как убитая, а ему хоть бы хны, понимаешь?

Киваю.

— Я... блин... честно. — Тут вскакивает, подходя к окну. Всхлипнула. — Блин, мне так паршиво было.

О, эти любовные страдания в пятнадцать, поправочка — двадцать... один.

— И... ну... я не хотела... Я не знаю, правда.

Вслушиваясь во всхлипы.

— Я... Он мне как младший брат, понимаешь? Я не знаю, что на меня нашло... Он струсил тогда... Ну, когда тебя позвать хотел. Увидел ребят и забоялся, а я сказала ему выходить... и что он девчонка, если не выйдет. Он, короче, пошел... а я увидела и убежала к вам, а Гошан решил, что всё в силе. А потом всё вот так.

Не договаривает немного. "Гошан" явно знал, что делает, и первый крик мальчика его не остановил. На лицо сговор.

— Ты же всё понимала?

— Я не знаю, почему ничего не сделала... Я хотела... мне почему-то было приятно сначала... я хотела...

Её словами:

— Отомстить?

— Да.

— Идиотка.

Разревелась, глотая слова.

— Понимаешь, Темычу...

— Хотела сделать больно?

Кивнула.

— За счёт его сына?

Кивнула, всхлипнув.

— Дура?

— Полнейшая. Куда у тебя родители в детстве смотрели, Нина!?

— Ну, им похер всегда было... мне Артём сначала был как отец.

Меня аж передёрнуло. Не хочу больше в это лезть.

О, Рашевский! Да я спокойно жила без тебя и твоих дур все эти десять лет, оказывается.

Нина вдруг плетется ко мне, ложась рядом, боясь посмотреть в лицо. Поджимает ноги к груди...

Вот оно — то, что поняла раньше.

Она ещё подросток. Спать со взрослыми дядями по паспорту уже можно, а вот мозгов ещё нет.

Точнее — отцовского стержня не чувствуется, что оберегал бы от таких вещей. В том числе — от Артёма, мать его.

— Нин.

Всхлипнула.

Касаюсь шелковых волос, поглаживая тихонько.

— Поверь, если он всерьёз хочет уйти — он уйдет. И ты его никак не удержишь, милая. Ни стонами по ночам, ни угрозами — ничем, Нин. И вред ты сможешь причинить только себе.

Вот сейчас слезы искренне, даже самой сердце рвёт.

— Ну, почему... Так..

— Больно? Да, я знаю, Нинуль.

— Только не говори ему, прошу.

— Сами разбирайтесь. Совесть проснется — скажешь.

Продолжает всхлипывать едва слышно.

— Спасибо, ну, за всё... ты крутая, правда.

— Никиту больше не обижай.