– Еще.

Рука Антона Павловича легла на ягодицы, поползла вверх…

– Мой малыш, – теперь уже Роза делала Антону Павловичу массаж. – Мой сынок. Мой мальчик, – приговаривала она, засыпая.

Антон Павлович встал, как всегда, рано. Роза тоже проснулась и опять уснула.

– Роза, вставай!

– Сейчас встаю.

– Ты, Роза, сегодня молодец. Сразу встала.

– И вы молодец… -

– А я за что молодец? – удивился Антон Павлович.

– Вы – хороший. Почему вы такой хороший?

– Иди завтракай. Я уже поел.

На завтрак был салат из свежей капусты, колбаса.

Позавтракав, Роза в приподнятом настроении прошла в комнату.

Антон Павлович сидел в кресле, вытянув ноги.

– Вам надо работать поваром. Хорошо готовите.

– Ага.

Роза закурила.

– Антон Павлович, дайте мне немного денег на дорогу, – не хотела Роза уходить с пустыми руками: за удовольствие надо платить, а просить за секс-услуги так и не научилась.

Антон Павлович дал 200 рублей.

– …побрызгайте меня дезодорантом, – вспомнила вдруг Роза.

Антон Павлович принес из комнаты дезодорант. Роза надушила себе грудь.

– Спасибо.

– Мне так не хочется тебя отпускать.

– Сами, наверное, думаете: скорей бы ушла, проститутка. Я ведь вам никто… Не жена…

– Лучше жены.

Антон Павлович с Розой были друзьями, секс-партнерами, авантюристами или еще как…

Говард Андерсон был порядочным, осторожным и занудным господином. Никогда ни с кем не дрался, не ходил на вечеринки, брился каждый день, волновался по пустякам и не был женат. Работал последние 10 лет в банке менеджером среднего звена, имел косой пробор в редких светло серых волосах, очки в изящной черной оправе и тонкую полуулыбку, скрывающую мелкие как речной жемчуг зубы.

По утрам пил кофе с молоком, читал газету, внимательно интересуясь всеми новостями, принимал душ и шел не спеша через парк, сквозь свет и зелень роскошного дня на работу. После работы привычной дорогой шел домой, и каждая рекламная вывеска на пути и самая маленькая щербинка в асфальте были родными и известными, неизменными как солнце, как небо над головой.

Очень редко нарушал знакомый маршрут, чтобы заглянуть в кафе на углу и выпить среди непривычного людского гула чашечку капучино, немного вальяжно облокотясь на тугой красной кожи диванчик, чувствуя себя в непривычной обстановке неловко и в тоже время радостно развязно. Он ощущал себя частью этой пестрой модной толпы, частью беспокойной яркой жизни. И эти редкие посещения общественных мест были для него сродни дерзкого кутежа – после них Говард испытывал гордое и весомое удовлетворение.

Раз в месяц, а то и в два посещал кино и для него это было все равно, что поездка на Дикий Запад. Господи, сколько вокруг людей и как шумно и безумно вокруг!!! Все бегут, куда то спешат, чуть ли не с ног сшибают и Говард был просто счастлив когда ему наконец удавалось уединиться, вжаться в темном зале в кресло. Он погружался в томительное блаженство от новых ощущений хлестких и сильных, таких редких в его спокойной жизни, от бешеных погонь и драк, от чьей-то безумной всегда драматичной любви, и от почти животных страстей, захватывающих дух. Его собственная жизнь была тиха и безмятежна, но он был безмерно счастлив, что все было именно так, а не иначе.

Женщины у Говарда не было. Еще в далеком студенчестве он пробовал ухаживать за капризными красавицами, да только ничего не добился, раз и навсегда убедившись в своей мужской непривлекательности и ненужности. Женщины любят настойчивых, смелых и ярких, а эти качества не были присущи скромному тщедушному очкарику. Оставив бесплодные попытки, махнул рукой на этих непредсказуемых обманщиц, зажив в своей маленькой уютной квартирке умеренно и спокойно, не нарушая привычки, держа себя и все свои вещи в строгом и аккуратном порядке.