Западная помощь тем временем позволит российскому правительству провести реформы внутри страны, исключить вмешательство государства в экономику и создать условия для укрепления демократических институтов. Восстановление Россией экономики, её специальный статус равноправного партнера Америки и просто её привлекательность побудят недавно образовавшиеся независимые государства – благодарные России за то, что она не угрожает им, и всё более осознающие выгоды некоего союза с ней – к самой тесной экономической, а затем и политической интеграции с Россией, расширяя таким образом пределы этой страны и увеличивая её мощь.
Но сразу после этого текста Бжезинский подчёркивает, что такой подход «лишён внешнеполитического и внутриполитического реализма», а ласкающая взор и слух концепция «зрелого стратегического партнерства», обманчива: «Америка никогда не намеревалась делить власть на земном шаре с Россией, да и не могла делать этого, даже если бы и хотела. Новая Россия была просто слишком слабой, слишком разорённой 75 годами правления коммунистов и слишком отсталой социально, чтобы быть реальным партнером Америки в мире». И как только стали появляться разногласия между Москвой и Вашингтоном, вся идея «зрелого стратегического партнёрства» стала казаться дутой, и всё больше россиян стали считать её озвученной специально для обмана России.
Бжезинский, с одной стороны, пишет: «Нельзя не признать, что не все тревоги России в отношении расширения НАТО лишены законных оснований или вызваны недоброжелательством». С другой – сразу же после этого признания ветеран холодной войны переходит в лобовую атаку: «Некоторые противники расширения НАТО, разумеется, особенно в российских военных кругах, воспользовались менталитетом времён холодной войны и рассматривают расширение НАТО не как неотъемлемую часть собственного развития Европы, а скорее как продвижение к границам России возглавляемого Америкой и всё ещё враждебного альянса. Некоторые представители российской внешнеполитической элиты – большинство из которых на самом деле бывшие советские должностные лица – упорствуют в давней геостратегической точке зрения, что Америке нет места в Евразии и что расширение НАТО в большей степени связано с желанием американцев расширить свою сферу влияния. В некоторой степени их оппозиция связана с надеждой, что не связанные ни с кем страны Центральной Европы однажды вернутся в сферу геополитического влияния Москвы, когда Россия “поправится”».
Хотелось бы акцентировать внимание читателей, с каким плохо скрываемым пренебрежением Бжезинский говорит о поверженном бывшем противнике. Где уж тут «милость к падшим»! А ведь 1990-е годы – это время, когда сближение с Россией и её интеграцию в Запад, по оценке немецкого публициста и доктора философии Хауке Ритца, было возможно организовать, лишь «поманив Россию пальцем». И «в большой степени ответственность за это несёт как раз сам Бжезинский».
Впрочем, наш мнящий себя стратегом тактик продолжает делать ходы на «великой шахматной доске»: «Если не кондоминиум с США и не “ближнее зарубежье”, тогда какие ещё геостратегические варианты имелись у России? Неудачная попытка ориентации на Запад для достижения желательного глобального равенства “демократической России” с США, что больше являлось лозунгом, нежели реалией, вызвала разочарование среди демократов, тогда как вынужденное признание, что “реинтеграция” старой империи была в лучшем случае отдалённой перспективой, соблазнило некоторых российских геополитиков поиграть с идеей некоего контральянса, направленного против гегемонии США в Евразии».