Сначала со стороны поля донесся неясный шум, на который никто не обратил внимание. И только когда раздались тяжёлые шаги и скрипнула дверь, парни сорвались в поле, а Виола замерла наверху, застыв в нерешительности. Она была похожа на загнанного зверя, и я не мог не помочь ей. В конце концов, я же ее туда отправил.

— Уходи! Беги, как они, чего стоишь? — бросила она, уверенно подняв подбородок. Хотя глаза ее кричали обратное.

Я оглянулся, шаги стали громче. А потом, вместо того, чтобы уйти, протянул руки кверху: — Я обещаю, что смогу тебя поймать!

В тот момент я был готов сказать что угодно, лишь бы заставить ее спрыгнуть с того клятого настила. И она поверила мне.

А потом я подставился.

Убегать было слишком поздно. Так что мы попрятались в высокой траве, и когда сторож почти подобрался к Виоле, я встал, взяв всю вину на себя.

До сих пор не могу понять, зачем сделал это. Может, во всем виновато воспоминание о том, как Максфилд рыдала в коридоре после того поцелуя.

Не знаю.

Это было спонтанное решение.

Когда мне было семь, а Джессу тринадцать, родители возили нас в Норвегию на горнолыжную базу. Разбегаясь и делая сальто, Джесс нырял с парапета в огромные сугробы, что навалило за ночь. Когда наступила моя очередь, я застыл у края. Именно тогда брат сказал мне: «Не думай! Забей на все! Вот что помогает решиться на последний шаг во всех жизненных ситуациях. Ты просто отталкиваешься и прыгаешь, не думая о том, что произойдет дальше, не беспокоясь о последствиях».

И находясь там, на поле среди желтеющей травы, я просто «прыгнул».

«Приземлился» же у широкой дубовой двери, где золотыми буквами была вытравлена надпись: «Полковник Фрэнк Максфилд».

Снова. Второй раз за месяц.

Комендант распахнул прямо перед моим носом дверь, чуть не хлестанув полотном по лицу, и толкнул внутрь. Я подавил приступ паники и сглотнул.

Дверь позади закрылась.

— Николас Лавант, — медленно произнес полковник и уставился на меня из-за своего стола. Я вытянулся по стойке смирно. — Дурная слава летит впереди тебя.

Я почувствовал, как от его тона волосы на затылке встают дыбом.

— Позовите Джесса, — по телефону приказал полковник и, не говоря больше ни слова, уставился в бумаги. А я так и стоял, не шевелясь. Через десять минут брат вошел в кабинет. Его выправке можно было только позавидовать.

Джесс казался равнодушным, но я-то знал: внутри он кипел. Его руки, выпрямленные по швам, напряглись так, что при желании можно было пересчитать все выпирающие синие вены.

— Я привык видеть фамилию Лавант исключительно в наградных листах. — Максфилд выдержал паузу, словно давая мне возможность переварить сказанное им заявление. Впившись в бока ногтями, я молчал. — Надеюсь, Ник, ты понимаешь, что уронил не только репутацию этого учебного заведения, но и своей семьи.

Я выдержал его взгляд, уставившись полковнику прямо в глаза, надеясь, что он не истолковывал это как своеволие. Максфилд подался чуть вперед, опираясь локтями о стол, между его бровями прорезалась заметная морщина.

— Учитывая заслуги твоего брата и твои личные успехи, я готов забыть об этом инциденте, если ты назовешь мне имена тех, кто был на поле. Виновные должны понести наказание.

Я не произнёс ни слова. Не разгадав моего молчания, он продолжил:

— Сержант Мур видел, как из казармы выходило не меньше семи человек. Лица он не рассмотрел, но мне-то точно известно, что по одиночке здесь никто никуда не ходит.

— Я был один, сэр, — спокойно произнес я. На этот раз желания дерзить не возникало.

Полковник смерил меня леденящим взором и перевел взгляд на Джесса.