Главное – держать осанку. Мама согласилась с данным подходом:

– Верно! Иисус учил: встань и иди!

Добравшись до Нижнего рынка, мы отдали объедки обрадованным кошкам. Недоеденная гостями пища была заботливо завернута тетушкой Юлией в серебристую фольгу. Накормив домашних питомцев, я открыла пакет с подарками, который мне сунула Эльвира. В нем оказались юбка с блузкой.

– На мне они трещат, я разъелась, а тебе будут как раз впору, – сказала Эльвира: – Я совсем недолго их носила, всего два года. Раньше платья и пальто от бабки переходили к внучке. Сейчас все изменилось благодаря правильному курсу Кремля!

Несколько дней подряд мы складывали коробки, увязывали мешки – словом, собирали пожитки. Водитель Женя приехал на полчаса раньше. Он вообще произвел на меня хорошее впечатление. Вежливый и предупредительный, он между делом обмолвился, что принципиально не воевал в Чечне, выбрал альтернативную службу в больнице, долго на этом своем решении настаивал, судился с комиссариатом и в итоге добился своего.

– Я пацифист, – объяснил он свой поступок.

Маме Женя тоже сразу понравился, и она все время нашептывала мне, что нужно с ним подружиться, а я, как обычно, стеснялась. Кареглазый спортивный парень двадцати пяти лет, он учился в университете на инженера и мечтал уехать в Европу. Женя обладал сильной мужской энергетикой, отчего я все время запиналась и чувствовала себя неловко. Захар и Николя, грузившие коробки в кузов, отличались от водителя дружеской простотой, они проникали в душу мгновенно, словно мы во всех прошлых жизнях знали друг друга. Николя был ровесником Жени, а Захару едва исполнилось двадцать два.

– Он точно тебе понравился, – ущипнул меня Николя. – Ох, влюбишься.

– Не болтай глупости. – Я почувствовала, как под платком заалели уши.

Соседка Клавдия Петровна напоследок расплакалась. Она держала на руках Тихона и наблюдала за нашим отъездом, сидя на перевернутом ведре.

– Единственные приличные люди покидают мерзкий дворик уголовников, – сокрушалась она, прижимая к себе котенка.

На прощание мы подарили ей книжку стихов Серебряного века.

Машина выехала из переулка и направилась в Промышленный район: там, в полуподвальном помещении, нам сдали комнатку. Это была не жилая площадь, а служебное помещение для лифтера.

– Где мы будем руки мыть и купаться? – беспокоилась я.

– Есть раковина… – неуверенно ответила мама.

Она сама видела комнатку только один раз, когда договаривалась с посредником.

Женя, у него на груди висел крестик на золотой цепочке, включил радио, но вместо тюремного шансона, который обычно предпочитают водители, передавали новости.

Обсуждали недавнюю спецоперацию: русские военные вычислили местонахождение Аслана Масхадова, второго президента непризнанной республики Ичкерия. Комментатор бубнил про тело убитого, раздетое и выставленное напоказ, а я подумала о нескончаемой подлости: мусульманина нельзя раздевать. Ислам – религия, сохранившая древние обычаи относительно живых и мертвых. Современные люди нередко забывают христианские заповеди, отступают от законов Торы. Мусульмане ревностней относятся к своему учению. Но убитый не может встать и ответить врагам, чем и воспользовались спецслужбы.

Аслан Масхадов был своеобразным президентом, вводил у нас между войнами шариат – строгий свод правил. Кругом орудовали распоясавшиеся банды, добивая и грабя последнее русскоязычное население. Но я никому не желаю безвременной смерти и безымянной могилы.

Женя ничего не сказал, но веселую музыку не включил, а мама помолилась за всех погибших на чеченских войнах, а затем погладила кошек, сидящих в сумке у нее под ногами.