– А что делать? – пожала плечами мама. – Без документа милиция схватит тебя на улице, и поминай как звали. Что угодно можно повесить на человека, у которого бумаги не в порядке. Ограбление, убийство. В военное время за отсутствие паспорта полагался расстрел.

Свой первый паспорт я получила в пятнадцать лет. Теперь следовало обменять его, поскольку прошлый документ автоматически становился недействительным.

Дверь в кабинет начальника приоткрылась, и изящная блондинка в короткой юбке появилась из-за кадки с засохшим растением, словно видение, крепко держа поднос с кофе и пирожными. От аромата съестного у меня закружилась голова.

– Попридержи-ка остальных, – дала команду мама, рванув в узкую щель, пока дверь не захлопнулась до конца.

Очередь заволновалась, зароптала, но мама, расталкивая на ходу людей, за долю секунды преодолела расстояние, опрокинув кадку, и успела поставить ногу в калоше и теплом носке так, чтобы дверь не могла закрыться.

Мы оказались в кабинете. Здесь мебель резко отличалась от той, что стояла снаружи. На этой территории чувствовалось влияние западных фильмов о сицилийской мафии: обитые натуральной кожей роскошные диваны манили присесть, у окна стоял тяжелый стол из красного дерева, за которым сидел внушительного вида широкоплечий мужчина с безрадостным лицом и глазами, выражающими миру не больше, чем это делают стеклянные шарики.

Изящная блондинка вздрогнула, отпрянула от стола, на который успела поставить поднос с пирожными, и попятилась, стараясь не смотреть в глаза начальнику.

– Вам чего? Милостыню не подаем! – Начальник отхлебнул кофе.

– Беженцы мы, – сбивчиво пояснила мама. – Десять лет под бомбами! Приехали сюда, а здесь еще хуже, чем там.

– Хм, – задумчиво произнес начальник, откусывая заварное пирожное.

– Дочка у меня одна… Ранены были… Не можем вернуться в Грозный, дом разрушен… – Мама решила пересказать нашу жизнь, но начальнику паспортного стола это было совсем неинтересно. Он знаком велел блондинке выйти за дверь, что она и сделала.

Мы продолжили стоять: я молча, а мама – рассказывая об ужасах войны.

– Хватит! – наконец перебил ее начальник. – Какого хрена вам от меня надо?!

– Паспорт! – Мама покраснела.

Нам всегда бывает неловко за грубое поведение других.

– Паспорт? – нахмурился начальник паспортного стола. – При чем здесь я?

– Притом, – встряла я. – У нас нет своего жилья в Ставрополе, нет регистрации, мы прописаны в доме, который из-за боевых действий превратился в руины, там все этажи сложились гармошкой! Мы не можем купить себе даже туалет вместо жилья, чтобы прописаться в нем: такой мизерной была компенсация за квартиру в Грозном. Но мне нужен паспорт, иначе меня не берут на работу! Мы не можем вернуться в Чечню, из которой еле ноги унесли живыми…

– Хм, – раздалось в ответ.

– Если вы дадите письменное разрешение, то дочке обменяют паспорт, – подсказала мама. – Нет у нас денег! Будьте человеком!

– А жилье и прописка у вас есть?

– Нет! Бездомные мы!

– Не морочьте голову! – возмутился начальник. – Купите дом, пропишитесь, тогда и приходите. А если вы нищие, так решайте свои проблемы в другом месте. Например, поезжайте обратно в Чечню.

– Спасибо! – Мама манерно поклонилась. – Вы нам очень помогли! Как все государственные службы в этом городе. Остается только повеситься.

– Или купить прописку, – вырвалось у служителя власти.

– Это как? – спросила я.

– Прописаться у кого-то за деньги! Идите уже! Вы отвлекли меня от перекуса!

Мы оказались за дверью. Мама пнула лежащую на боку кадку с засохшим растением и обматерила начальника. Беспорядочная очередь испуганно откатилась в сторону.