В прокуратуре нас встретила вахтерша с опухшей физиономией. Ее мышиные глазки смотрели с такой ненавистью, что мы с мамой невольно сделали шаг назад, а затем, вспомнив, откуда прибыли, набрали в грудь воздуха и объявили:

– Нам назначено!

Вахтерша выглядела лет на шестьдесят и, судя по всему, провела всю жизнь на наблюдательном посту. До нас она выгнала пришедших с очередной просьбой, запустив в них грязный мокрый веник. Это означало, что человек тренируется каждый день и овладел особым мастерством. Но мы тоже не лыком шиты, поэтому я сразу показала просроченный журналистский пропуск, настойчиво повторив, к кому мы пришли.

Вахтерша восседала за полкой для белья – такая была у моего деда, а стул женщине заменяла стопка книг по истории КПСС.

– Неудобно, наверное, сидеть, – посочувствовала ей мама.

Вахтерша прищурила по-китайски левый глаз и прорычала:

– Табуретке настал кирдык!

Это было неудивительно. Весила вахтерша не менее центнера.

Потертые обои, местами превратившиеся в бахрому, немного скрашивал портрет президента, смотревший на входящих с иронией ядовитого ужа.

– Вы доложили, что мы здесь? – спросила мама.

Сесть нам никто не предложил, да и некуда было садиться, разве что на щербатый деревянный пол.

– По какому вопросу? – ощетинилась вахтерша. – Наглый у вас вид!

– Мы из Чечни, – сказала я.

После этих слов вахтершу перемкнуло: она сделалась безразличной и даже прилегла на бельевую полку, тревожно заскрипевшую под ней.

Мы с мамой простояли час, периодически спрашивая, когда нас примут. Но вахтерша не издавала ни звука.

– Позвони Юлии, – подсказала мама. – Иначе нужно возвращаться, а я этой кикиморе не уступлю. Слышала, кикимора?

Последний вопрос, адресованный вахтерше, та пропустила мимо ушей, издав презрительный храп.

Надо отдать должное тетушке Юлии, она сразу поняла нашу проблему и сама позвонила Пилату, номер телефона которого мы не знали. Прошло еще минут двадцать, дверь-решетка за спиной вахтерши лязгнула, и к нам вышел пожилой представительный мужчина.

– Добрый день! Почему не проходите?

– Мы уже больше часа ждем! – посетовала мама.

Вахтерша продолжала изображать спящего дракона, а прокурор не решился ее будить. Он махнул нам рукой, чтобы быстро заходили, и сам прокрался на цыпочках до своего кабинета.

– Вахтерша у нас – как цепной пес. За это и держим. Вы присаживайтесь, поговорим.

Кабинет Савелия Аркадьевича выглядел бедно, но прилично: в нем стоял диван, стол и кресла. Мама начала излагать ситуацию с академической справкой. Терпеливо все выслушав, Пилат пообещал уладить дело, после чего проводил нас через служебный вход, опасаясь разбудить чудовище, караулившее официальные врата.

Я бежала по улице и тащила за рукав маму, а под сапогами хрустел снег. Часы показывали, что мы опаздываем на собеседование. Каждую неделю, просматривая газету с объявлениями, я следила за новыми вакансиями.

«Требуется менеджер в компанию, продающую энергетическую добавку – китайский волшебный рис «Шурши», – гласила надпись на первой странице. – Зарплата менеджера приличная!»

Это хотя бы не эротический театр, попробовать стоило. Люди третьего сорта – с чеченскими паспортами – были обречены на безработицу. Выбирать не приходилось.

Соискателей собрали на частной квартире, пообещав прочитать лекцию о необычном рисе. Никто ничего не понимал, уставшие, запуганные люди толпились в прихожей и в подъезде, опираясь на перила.

– Набирают менеджеров! – слышался шепот. – Престижная должность, не будем голодать…

– Я молодая, меня возьмут, – радовалась девушка лет семнадцати.