Месяц с момента аварии пролетает со скоростью хромого зайца. Вроде небыстро, но не скажу, что было очень медленно. Я потихоньку учусь ходить на костылях. Самостоятельно от кровати до раковины, когда приходит Амаль, с ним уже выползаю в коридор. Он страхует меня, не торопит, не психует, если мне не сразу удается одновременно переставить два костыля и потом подтянуть ноги. Все очень туго у меня получается. Страх держит меня в тисках. Я боюсь, что упаду, что опять себе что-то сломаю, опять вытяжка, операция и вновь попытка восстановиться. Мне кажется, что второго раза я на позитиве не вывезу перелом.

В середине недели врач при обходе неожиданно радует меня новостью о скорой выписке. Я сразу же об этом пишу Амалю. Знаю, что он не всегда отвечает. Сердце начинает еще сильнее биться, стоит мне подумать о том, что после больницы я поеду не домой к брату, а к мужчине, с которым у меня головой контракт. Чувства в сторону, только деловые отношения. И все же понимаю, что может случиться так, что против воли влюблюсь. В такого внимательного, заботливого человека невозможно не влюбиться, но я помню предупреждения: чувства, любовь в сторону, ничего подобного от Амаля не стоит ждать. Если вдруг произойдет так, что не смогу контролировать свои эмоции, то это сугубо мои проблемы. Вряд ли наши отношения закончатся как в сказке: принц влюбится в простушку, свадьба, счастливый конец. Вряд ли.

Утром в день выписки я прошу медсестру помочь мне собраться: привести себя в порядок, переодеться, собрать вещи в сумку. Радуюсь, что нет зеркала. Мне кажется, что если увижу себя, приду в тихий ужас и буду упрямиться ехать с Амалем, несмотря на то, что собственно завишу от него во всех смыслах.

Амаль приезжает за мной к полудню. Когда он заходит в палату, я сижу на кровати, нервно кусаю губы и тереблю завязки на спортивной тонкой толстовке. Рядом со мной лежат костыли, на стуле стоит сумка. Амаль при параде, правда, я его в другой одежде никогда и не видела. Всегда в костюме, лишь рубашки меняли оттенок черного, пару раз приходил в черной футболке. При виде меня улыбается, мои губы тоже в ответ дергаются в приветливой улыбке.

— Собралась? – смотрит на сумку, потом на меня, потом на костыли. – Поедешь в коляске, костыли заберем.

— Да я могу дойти, - неуверенно мямлю.

Мне страшно выходить из больницы. Оказывается, больничные стены создавали иллюзию защищенности, на время я отвлеклась от своих проблем, которые особо не исчезли за время моего отсутствия извне. И еще мне страшно оставаться с Амалем наедине. Одно дело представлять, как мы будем вместе жить, строить наши отношения, другое дело это все воплощать в реальность. Я только сейчас начинаю догонять в какую авантюру позволила себя втянуть. Могу оправдаться только помутнением рассудка от лекарств, другого объяснения нет.

— Не напрягайся.

Амаль отступает в сторону, в палату заходит медбрат с коляской. Он подходит ко мне, с легкостью переносит с кровати в коляску, я даже не успеваю пикнуть в знак протеста. Выкатывает меня, я на прощания всем машу рукой. Оглядываюсь через плечо, замечаю, как забирают мои вещи.

Лифт спускает на первый этаж, по длинному коридору через приемный покой мы выходим на улицу. Сразу возле двери стоит черный внедорожник. Медбрат пересаживает в машину, я наблюдаю за тем, как он ловко складывает коляску, относит ее в багажник. Амаль туда же грузит мои вещи.

— Я чувствую себя не в своей тарелке, - тихо признаюсь, как только мужчина садится за руль. Он ловит мой рассеянный взгляд в зеркале заднего вида, удерживает его своим притягательным взглядом.