Она смотрит за горизонт и не поворачивает ко мне головы.

– Не знаю. Славка не рассказывает. Он вообще какой-то скрытный стал.

– Что, за две недели ни одна девчонка не засветилась?

– Да рядом с ним всегда какие-то девчонки. Но это ничего не значит же. При мне, по крайней мере, он ни с кем не целовался.

В голосе Ксюни слышится раздражение. Ей надоело быть медиатором между нами. Я ее прекрасно понимаю и затыкаюсь.

– Приедешь, разберешься сама, – Ксюня поднимается и отряхивается. – Погнали, еще прокатимся, пока не стемнело.

Я охотно соглашаюсь. Хочется очистить мысли перед долгой дорогой.

Прощаемся мы тоже без соплей – Ксюня такое не любит. Хорошо хоть позволяет себя наобнимать вдоволь. Я ее, наверное, минут десять держу в тисках перед тем, как навсегда отпустить.

Такой подруги у меня, наверное, тоже уже никогда не будет.

Да встретимся ведь еще, – смеется она, отпихивая меня за плечи. – Все, пока, счастливого пути. Созвонимся, когда там устроишься.

Я только киваю, и то осторожно, чтоб не выронить слезинки, которых уже много накопилось.

Папа настоял на том, чтобы отвезти меня в Москву на автомобиле. Специально арендовал вместительный джип, куда влез здоровенный чемодан, пара спортивных сумок, ноутбук и даже самокат.

– Да я бы на поезде нормально доехала, – ворчу перед тем, как сесть в машину.

– Ага, а как бы ты это тащила?

– Да взяла бы просто меньше вещей. Зачем мне столько?

Я оглядываю недовольно груду наваленного в багажнике.

– Все пригодится. Неизвестно, что там в общежитии есть и в каком состоянии, – мама скрещивает руки на груди, и папа закрывает заднюю дверцу.

Ох. Я даже не уверена, что у меня в комнате будет место, куда все это распихать. Ладно, если что, балласт выброшу.

– Нам пора, – говорит папа и подходит к маме, чтобы ее чмокнуть.

Она с самого утра не в настроении. Все дергает резко, роняет предметы, ругается.

– Вот что тебе так в Москву приспичило? – опять начинает. Все лето слышу одну и ту же шарманку.

Здесь тоже много качественных вузов. Есть интересные программы. Не надо жить в общаге. И не придется расставаться с друзьями. И семьей.

– Ма, – укоряю ее взглядом. Ну, договорились же вроде. Что опять?

– Ладно, ладно. Ты уже взрослая. Делай что хочешь. Не жалуйся только потом, как тебе там одиноко и тяжело.

Мама вздергивает подбородок.

– Мне жалуйся, – смеется папа.

Я первой иду на примирение и обнимаю маму крепко. Понимаю, что долго ее не увижу и даже по этому ворчанию буду скучать. Глаза слезятся. Мама быстро оттаивает и целует меня в голову, стискивая лопатки.

– Ох, Лерок. Люблю тебя, солнышко мое.

– И я тебя, мам. Не переживай. Все будет хорошо.

– Если не понравится, бросай все. Здесь будешь учиться. Учебу мы оплатим.

Папа активно кивает в поддержку.

– Вы ипотеку сначала закройте, – смеюсь и отлипаю от мамы, такой родной и теплой. Тут же хочется обратно под ее крыло, но жизнь должна течь в одном направлении. Это все-таки естественный процесс. Птенцы рано или поздно покидают родительское гнездо. Мое время настало. Не о чем жалеть.

Я машу маме рукой на прощание из окна автомобиля, пока мы не теряем ее из виду. Она так и смотрит нам вслед.

Ехать долго, но с папой не заскучаешь. Он рассказывает о том, как сам когда-то уезжал от родителей в Москву учиться, о своем студенчестве, всех при- и злоключениях, годах мытарства после, возврате в родной Новосибирск и о многом еще, просто так и не в тему.

В пути я успеваю насмеяться до боли в животе, поспать, пару раз поесть и даже пофилософствовать под музыку в стиле ретро.