– Диша, я не могу пропустить твой день рождения. Даже если мы с твоим отцом в разводе, мы все равно остаемся твоими родителями, – мамин голос не то чтобы ломается, но в паре мест утончается.

– Ладно. Тогда до вечера, – продолжать эту тему мне больно.

Я отключаю звонок и только тогда понимаю, что чуть не проехал наш корпус. Торможу резко. Сзади что-то грохается. Я паркуюсь неподалеку от входа и заглядываю назад. На полу валяется шопер Воронцовой и все его содержимое вокруг. Глаз цепляется за фотографии в раскрытом альбоме. Я поднимаю его.

Это обычный блокнот на спиральке, но к страницам приклеены полароидные карточки. А на фотках веселые лица: какая-то девчонка, какой-то парень, хохочут с микрофонами в руках. Перелистываю, а там – ректор, тоже смеется, только без микрофона, зато с огроменной пивной кружкой. Она ему по пояс. И на морщинистом от смеха лице ректора сияет гордость, как будто это пиво – заслуженный в тяжелом бою трофей.

Хм. Прикол. Это Воронцова так дневник свой ведет? Поизучаем.

Приходится тащить Милку в свою комнату. Она закрывает дверь и тут же ко мне подпрыгивает, хватая за плечи. Браслеты звенят, как церковные купола. Несмотря на свою полноту, Милка очень подвижная. Усаживает меня на кровать и сверлит глазами.

– Колись. Кто он? Кавалер твой? – шепчет заговорщически, оглядываясь на дверь.

Она всегда строит из себя шпионку, когда дело касается моей личной жизни. Хотя нас, во-первых, никто не подслушивает, во-вторых, у меня и так нет секретов, потому что нет личной жизни.

– Да никакой он не кавалер. Это все папины фантазии.

Мотая головой, я высвобождаюсь из ее хватки и иду к шкафу за домашней одеждой. Хочется переодеться в удобное и помазать больное бедро мазью, которую врач прописал. А то эта ноющая боль много сил из меня высасывает.

Пока делаю свои дела, рассказываю Милке все, как было. Только об аварии умалчиваю, иначе до папы быстро дойдет. Опять вру из серии «поскользнулся – потерял сознание – очнулся – гипс». Жалуюсь на папу, который, как всегда, не так все понял и выставил меня посмешищем перед Кировым. Сразу отнекиваюсь от всех чувств, в которых Милка меня заподозрит. Развалившись на кровати боком, она внимательно слушает, активно кивает, охает и ахает, а где-то хихикает.

– Сам мистер АСИ, значит, – тянет и подсаживается ко мне за туалетный столик.

Надо будет убрать пуфик в другое место, а то Милка его полюбила. Она кладет локоть на стол, подпирая свекольную щеку рукой. Полустертый лак поблескивает на коротких ногтях. Из-за постоянной домашней работы маникюр стирается в первый же день, но Милка все равно его делает. Чтобы оставаться женщиной, говорит.

Я молча наношу лосьон на ватный диск и протираю им лицо.

– Подфартило тебе. Фотку покажь, – она заглядывает в смартфон, который лежит рядом с косметичкой.

Приходится зайти в облачное хранилище академии, куда Римма Семеновна просила загружать фотографии со всех мероприятий, и искать там среди кучи папок нужную. Я листаю участников конкурса в поисках Кирова. Милка на каждого пускает слюнки.

– Какие у вас там парни, все как на подбор, – цокает она довольно, а в глазах искрится торжество. Даже не понимаю, чем она так гордится. Как будто сама этих молодцев на свет произвела.

– Так и есть. Это же участники конкурса «мистер АСИ». Самые сливки академии, – я закатываю глаза, параллельно кручу пучок на макушке, который тут же разваливается.

– А ты в Матвея этого, тюфяка, вкрашилась9.

– Да не вкрашилась я в него, – выцеживаю слова с обидой. Сколько ни пытаюсь ей доказать обратное, не доходит. Наверное, потому что у Милки чуйка на ложь.