– Вот, – я трясущимися руками протянул ему шелестящий целлофановый пакет, наполненный купюрами и мелочью.

– Вано, сгоняй щебень наменяй.

– Я пулей! – таксист схватил деньги и убежал.

– Резвый какой! – Лука высвободил содержимое своих носовых пазух, смачно шмыгнув, а затем харкнул вслед бегуну, поржал над размером своей сопли на земле и громыхнул дверью, – А с тобой побазлаем пока!

Наш мытарь усадил свою пятую точку на мою табуретку, я не возражал, ибо хотел уже покинуть это не прекрасное место.

– Как тебя там? – Лука смотрел куда-то вглубь меня, было неприятно.

– Виталя. Штольман.

– Жид что ль?

– Антисемитизм подъехал?

– Чего, бля? Ты меня в нацики сейчас записал? Я этих нациков…, – расписной изобразил руками удушение.

– Извольте.

– Дерзина бахнул с утремана?

– Да нет.

– Не нравишься ты мне уже. Не с того начал. Буду приглядывать за тобой, понял?

– Понял.

– И слушай сюда, Виталя. Мы с Виктором Павловичем не любим, – мой полубосс выдержал МХАТовскую паузу и люто посмотрел на меня, – знаешь кого?

– Кого?

– Крыс!

– А можно мне полторашку «Лакиснкого»? – в окошке показалось лицо какого-то бедолаги с трясущимися руками.

– У нас пересменка! – завопил расписной и щелкнул заслонкой прямо по носу потенциальному покупателю, затем снова переключился на меня суровым взглядом.

– Я понял-понял! – пиво в желудке предательски заурчало.

– Пивко наше попиваешь?

– Гастрит.

– От пивка?

– Пивом меня угостили.

– Угостили его. Если там чего-то не хватает, тебе пизда, понял?

– Понял! – дрожащим голосом ответил я, а в голове крутил мысль, – А как ты проверишь, если без понятия, сколько и чего продалось. Кассы нет. Учет в тетрадке. Пиши там, что хочешь. Правда, даже учитывая этот факт, воровать не хочется. Как ты вообще во все это вляпался, Виталя?

– Пивка мне налей!

– А как же учет?

– Хует!

– Ок. Какого?

– Темного, ясен хуй, светлое бабы пусть пьют.

– Какого темного? Выбор велик, милорд!

– Ты че снова дерзить мне вздумал? – Лука гаркнул на меня и встал с табуретки, я начал лить первое попавшееся пиво и молил, чтобы оно было не светлым.

Пока лилось пенное, лысый сбросил кому-то сообщение.

– Ваше пиво! – пытаясь найти правильную подобострастную интонацию, но все еще с дрожащими нотками, выдавил я из себя.

– Ну-ка! – Расписной лупанул полстакана, после чего рукой вытер пену с губ, – Да ты не ссы, мы теперь в одной компании работаем, не обижу! Пока не обижу. Если причин нет. А если будут, не обессудь! Спрошу, как следует.

Я громко сглотнул слюну.

– Чего ты менжуешься? Сказал же, что не трону, – он допил пиво и бахнул пластмассовым стаканом о стол, – Смотри, че прикалю!

Лука показал мне фотографию девушки, и я не поверил своим глазам. Это была Анка, моя давняя подруга-десантница, что снимала у меня комнату когда-то. Не робкого десятка барышня. С черными поясами в единоборствах и званиями. Это могу я сказать с полной уверенностью, ибо ее тяжелая нога не раз соприкасалась с моими тощими телесами. Потом мы наладили контакт и живем на доброй ноте, иногда даже созваниваемся, но все же такое не забыть. В тайне от мира я восхищался ей. Расписному о нашей дружбе лучше не говорить.

– Видал какая телка? Норм?

– Норм. Миленькая мордашка.

– Ясен хуй, норм. Вдуть ей хочу.

– Ах вот откуда у него этот «ясен хуй», – подумал я, – Анькина коронка. Ну-ну. Удачи. Вдуватель, – вслух же я сказал, – Раз дама хочет любви, то почему бы ее не вознаградить легким эротическим путешествием.

– Гладко стелешь, фраерок!

– Как же сложно с тупыми! – подумал я.

– А ты в натуре писака, да? Виктор Павлович говорил, что ты даже известный.