Клубные нотки прошлого подарили виски с колой. А газики-то бьют будь здоров. Мешать лучше с помойным пойлом, ибо тратить рыжики на многолетнюю выдержку, а затем разбавить ее крашеной водичкой за сто рублей – истинная растрата алкогольного бюджета. Лучше уж набить желудок от души под сие. Пил и мешая, пил и вчистую. Не прет. Не мой напиток. Я за простоту, потому душе моей угодна самогоночка родименькая. Сухой закон не пройдет, ибо в каждой панельке найдется квартирка с алколабораторией. Трубочки. Колбы. Здоровенные бутыли с брагой. Семейные рецепты, что достаются в наследство от отца к старшему сыну по праву престолонаследия. Легко ее заменить в случаях злоупотребления водки. Прекрасна всегда. И на свадьбе, и на юбилее. Да и в подарок, если сварена с любовью.

Коктейли не люблю, это для девочек. Ну почти. «Кровавая Мэри» – лють. Не мешая. Залпом. Бодрит. И «Лонг-Айленд», что есть гребная мешанина из всего, что горит, с кучей льда, она становится отличным завершением мероприятия для всех пускающих слюни, всадивших от бутылки и больше. А баночные истории из серии «Ягуара» – это прогулка на кладбище прямым маршем. Помнится, засаживал по восемь банок за вечер, а с утра еще и поправлял им здоровье, но тогда мне было на пятнадцать лет меньше, чем сейчас. Намедни видывал эту черную кошку на полке магазина. Ностальгии не вышло, а вот рвотный рефлекс и журчание желудка зашли в сей рассказ.

Вероятно, я забыл массу всего, но и так хватит, ибо история моя – не про алкоголизм, хотя и наворачивается кругом. По часовой стрелке и против. Пить надо так, пока есть смысл и позволяют органы. Во всех иных случаях… Да кого я обманываю, черт побери… Можешь – пей, не лечи себе. Я знаю, что хочешь… Что ты головой отрицательно машешь? Да-да, ты! Не хочешь? Магазин еще час, как открыт. Давай ускорься. А куда это ты собрался? Не хотел же? А что бежишь? Вот об этом я и говорил, товарищи! Горюющие души, запивающие остатки бела света во славу черноты обречены на муки, что сами себе предрекли в путешествии на дно, где нет Диониса, он смотрит на нас с Олимпа и громко смеется…а мы…а мы бежим до магазина, пока кассы не закрылись».

Мой сменщик Ванька прикатил ровно к восьми. Ни минутой раньше, ни минутой позже. Я узнал его по такси, припаркованному сбоку «Барбары» и надписью на заднем стекле «#Иван_везет».

– Новенький? – задорно улыбался он во все зубы.

– Ага. Виталя, – я протянул ему руку, тот крепко пожал.

– Иван.

– Принял.

– Прием-прием! – таксист снова заржал.

– А ты что в ночь катался?

– Ага.

– А когда ж спать-то собираешься?

– Сон для слабаков. Во мне четыре банки «Ред Булла».

– Ноль вопросов, – хотя вопросы были, судя по чернявым синякам под глазами его и истощенному тельцу.

– А ты как тут вообще?

– Да в целом неплохо для первого дня.

– Оказался в смысле…

– Воля судьбы, Вань, воля.

– Гладко стелешь.

– Так писатель ж.

– Кто? – шары его знатно округлились, – Ты?

– Да.

– Херасе. Впервые вижу живого писаку…

– Не говори-ка.

– Видать хреново пишешь, раз тут.

– Непризнанный гений, так сказать, опережающий свое время.

Нашу потрясающую беседу прервал свойский стук в железную дверь.

– Открывай, бля, медведь пришел! – гаркнул крепкий голос.

– Кто это? – испуганно спросил я.

– Да, свои! Лука это! – Ванька дернул щеколду и отворил врата в пивной рай, куда вошел крепкий поц с лысой башкой и разрисованными телесами, кричащими из-под майки-алкоголички о его связях с криминальным миром.

– Ты че еще за хер? – гаркнул он мне.

– Новенький, – осторожно ответил я ему.

– Знаю я, – заржал он, сверкнув неполным зубным составом, – Касса где, новенький?