Но чайник просто гудел, а я стояла, глядя в пустоту, и думала о докторе. Его голос был такой спокойный, профессиональный. Его руки сильные, когда он подхватил меня, чтобы я не упала.

И его глаза – синие, холодные, без малейшего намека на узнавание.

Надюша, ты что, правда думала, что он запомнит тебя после одной ночи? Ты же не супермодель, а обычная женщина, которая… ну, скажем, слегка влипла.

Забыла заварить чай. Чайник щелкнул, отключившись, а я все стояла же у окна, глядя на город, который казался таким чужим. Солнце садилось, окрашивая небо в оранжевый, и я вдруг подумала, что ему нравились мои волосы, их мягкость и шелковистость.

Тряхнула головой, пытаясь прогнать эти мысли, но они возвращались, как назойливые мухи. Вернулась к чайнику, достала ромашковый чай – говорят, он успокаивает, – и заварила себе кружку.

Села за стол, сделала глоток, но даже этот мягкий, травяной вкус не помог. Малыш снова толкнулся, я улыбнулась, несмотря на все.

– Ты прав, маленький, – сказала я тихо. – Надо успокоиться. Мы справимся.

Закрыла глаза, стараясь дышать глубже, как учили на курсах для беременных. Вдох, выдох. Гони прочь все плохие мысли. Но как их гнать, когда перед глазами снова и снова всплывает его лицо?

Его голос, его взгляд, его… черт, да что со мной не так?

Я ведь знала, что та ночь была ошибкой. Одна ночь в канун Нового года, когда я позволила себе забыть о здравом смысле. Шампанское, его смех. И я, которая всегда все держит под контролем, вдруг оказалась в его объятиях.

А теперь он смотрит на меня, как на незнакомку, и я не знаю, что больнее – то, что он меня не узнал, или то, что я до сих пор помню каждый его взгляд и слово.

И тут я вспомнила кое-что еще. В кабинете, когда медсестра позвала его, она сказала: «Роман Сергеевич».