Признание виновности лиц, осужденных на открытых московских процессах, неизбежно влечет за собой необходимость развенчать парадигму советской истории, сконструированную в годы хрущевской «оттепели». До того времени историки-антикоммунисты допускали возможность заговоров, организованных против Сталина и его ближайших соратников, и расценивали их как логически оправданное стремление противостоять «репрессивному режиму».
Однако начиная с хрущевского «закрытого» доклада историки всех политических направлений приняли официальную советскую точку зрения, в соответствии с которой признания подсудимых на московских процессах нужно считать сфабрикованными, а инкриминировавшиеся им обвинения ложными. Следовательно, признание Бухарина и его сообщников виновными как минимум в тех преступных деяниях, совершение которых они сами подтвердили на следствии и в суде, повлечет за собой пересмотр концептуальных представлений об истории сталинского СССР, сложившихся с середины 1950-х годов.
Кое-кто, возможно, посчитает, что репрессивную политику Сталина следует считать хотя бы отчасти оправданной. Ведь каковы бы ни были масштабы сталинских «преступлений», к их числу нельзя относить подавление разветвленного заговора, сложившегося на вершине власти и ставящего своей целью физическое уничтожение руководителей страны при согласованной поддержке враждебных государств. Правительство любой страны стало бы делать то же самое.
Возникает другой «неприятный» вопрос: что еще в истории сталинского СССР может оказаться ложным?
Хотя реабилитация Бухарина состоялась, строго говоря, только в 1988 году, фактически она произошла много раньше – когда были реабилитированы некоторые из подсудимых того же процесса и те бывшие члены и кандидаты в члены ЦК ВКП(б) вроде Тухачевского и Енукидзе, чьи имена фигурировали среди бухаринских сообщников либо упоминались Хрущевым в его «закрытом» докладе на ХХ съезде КПСС в 1956 году.
Горбачев не просто провозгласил Бухарина невиновным и добился его восстановления в партии. Он взял на вооружение «правые» идеи Бухарина о «врастании» мелкобуржуазных хозяйственных отношений в социализм, чтобы оправдать совершенный в СССР поворот к т.н. рыночной экономике капиталистического типа. А для придания своей капитулянтской политике «ленинского» лоска в ход широко были пущены приписываемые Ленину слова о Бухарине как «любимце всей партии»[69].
Легитимность руководителей Российской Федерации и государств, возникших на постсоветском пространстве, в значительной степени зиждется на демонизации Сталина и его политики, но в еще более уродливой форме, нежели во времена хрущевской критики «культа личности». Краеугольный камень таких искаженных представлений – политика репрессий середины 1930-х годов и как часть ее – «фабрикация» обвинений против подсудимых трех московских показательных процессов. Однако причины уголовного преследования таких лиц, как Бухарин, будут намного понятнее, если попытаться представить, что инкриминировавшиеся им преступления носили невымышленный характер. Массовые репрессии в годы «ежовщины» (июль 1937 – ноябрь 1938 года) предстанут совсем в ином свете, если принять во внимание, что сеть переплетающихся заговоров раскинула свои щупальца по всей стране, угрожая существованию Советского государства.
Взгляды Бухарина, несомненно, потеряют свою притягательность, если станет известно, что, потерпев поражение на арене открытых партийных дискуссий, он и его единомышленники перешли к тактике «дворцовых переворотов», к организации убийств политических лидеров и сговору с нацистами и японскими милитаристами. Именно в этих преступлениях Бухарин и другие подсудимые признались в показаниях на суде. Все исторические свидетельства, которыми мы располагаем сегодня, говорят о правдивости бухаринских признаний