Тротил взорвался при крушении «Максима Горького» – это главное! Берлин может спать спокойно, пока он не изловит загадочного убийцу. Тут не надо в счёты щёлкать, чтобы понять, что иностранец напрямую связан с Германией. Его персона – это ключ к головоломке. Стоит схватить и станет понятно, зачем убили Морозова, наверняка не из-за денег. Да какой смысл ехать в пыльный Армавир. Чушь несусветная! Вот этого господа жандармы точно не увидят! Иностранец в Санкт-Петербурге убьёт, ну в крайнем случае в Москве. Для подобной диверсии требуется подготовка, а когда бы он её сделал, если в один день уложился? Только приехал и, пожалуйста, клинок в горло, и где – в театре! Нет, нет, убийство со значением, это сигнал, точно, сигнал. Не может он передавать дело, это никак невозможно. Они всё испортят. А время будет упущено. В конце концов, на нём ответственность перед государем, коль интересовался. Здесь уголовное дело, в чём господа совсем не разбираются! Пусть полежит в сейфе письмецо до нужной минуты, решил Порфирий.

– Не могу знать. Лётчик Левоневский самолично вручили со строжайшим приказом доставить лично вам. Не выпускал из рук ни на секунду.

«Вот новый факт: зачем передал письмо? Хотел о чём-то предупредить именно его? О чём? Тротил уничтожен, что дальше? И зачем нам в России беспокоиться о немчуре? А вдруг он намеренно подстроил крушения самолёта? Вдруг у него свой особенный план?»

– Хорошо, и где он сам?

– В госпитале со сломанной ногой.

– Нет его там.

– Разрешите самому привезти, – не согласился жандарм, уверенный в своей правде.

– Кого? Вы слышите, милейший, нет там никого. Сбежал.

– Шельма!

– Действительно, шельма. Как же вы так. Опытный полицейский и офоршмачились?

– Так кто думал, что на сломанной ноге в бега пуститься. Опять же – знаменитый Левоневский.

– Убийца и грабитель ваш лётчик. Так-то, батенька. Левоневский у меня под замком сидит, а это вообще самозванец с пропеллером. Прямо фантом какой-то. Действительно, мистика!

– Позвольте наблюдение?

– Просто необходимо.

– Дамочка носила через плечо тяжёлый командирский планшет, набитый под завязку. Было подозрение, что не по моде. Виноват, не учёл.

– Это факт! А фигурант-то ловкий, как мангуст. За ним смерть бежит с носилками, а ему всё нипочём. Что ещё необычного запомнили?

– Говорит на тарабарском. И совсем не понимает по-нашему. Поначалу думал, что польский. Теперь убеждён – совсем непонятный. Похож на блатной, но тогда совсем не наш. Залётный, одним словом. Точно!

– Да-с, мазурик заграничный. Здесь согласен.

– Филёры донесли: на Александровском видели парочку, – прокричал от дверей дежурный чиновник.

Снова застучали зубцы огромных шестерён, спуская платформу в гараж. Порфирий всё больше увлекался погоней. Одно дело, заурядный разбой, и совсем другое, когда охотишься за преступником международного калибра. Ведь вот он уже был почти в руках, и в очередной раз ускользает, и как! Просто Гарри Гудини какой-то. Уже не знаешь, что и ждать от прохвоста. То летит на аэроплане, то мчится в гробу. Не хватает подводной лодки и снаряда на Луну, как у фантаста Жуля Верна! Но ничего, на всякого преступника у русского сыщика всегда найдутся свои шурупы, чтобы лишить подвижности.

Для начала опросили водителя катафалка из «Некрополя». Венки из крашенной бумаги и мраморные плиты с табличками казались неуместными среди белых колон, несущих голубой купол с жизнерадостными ангелами. Наблюдался явный диссонанс с ассортиментом скорби и печали. Почему щекастые мальчики радостно дуют в медные трубы? Порфирий недовольно покосился на оживлённого гробовщика, от которого веяло легко узнаваемым духом мадеры из армянской чайной.