Я до сих пор не понимаю, как с такой энергией он оказался художником. Такие, как Ансель, обычно превращаются в зубастых дельцов, ну, в крайнем случае – мегапопулярных рок-музыкантов. Редкий человек рождается с подобной мощью. Ансель немногословен, но это лишь добавляет ему шарма и загадочности.

- В эту пятницу в группе запланирован небольшой выезд, вы присоединитесь?

- Что за выезд?

- Небольшая экспозиция молодой, но перспективной художницы. После – недолгая вечеринка.

- И что, прямо вся группа идёт?

- Не вся. Но я крайне рекомендовал бы посещать подобные мероприятия.

- Почему?

- По многим причинам. Первая и главная – развитие эстетического вкуса, знакомство с новыми техниками и стилями, направлениями в живописи.  Вторая – просто нечто новое в вашем времяпровождении.

- Считаете своим долгом приобщение к искусству деревяшки вроде меня?

Его лицо мгновенно изображает недоумение, но я улавливаю и нотки ожесточения тоже:

- Нет. Леди, вроде Вас, более чем знакомы с искусством и выставочными залами – мне это известно. Но то, что я Вам предлагаю, здорово отличается.

- Чем же?

- Обстановкой – раз. Публикой – два. Душой – три.

Меня удивляет его настойчивость. Памятуя о нашей последней встрече, я склонна ожидать от Анселя разворот на сто восемьдесят градусов, как результат на мою резкость, откровенно тяготеющую к хамству, но никак не уговоры. Он не тот человек, который позволит хоть малейшее проявление неуважения  к себе – это попросту не вписывается в его темперамент.

Мне нечего ему возразить, кроме того, что я чувствую себя куклой в вагонетке, летящей по оборванным путям – падение неизбежно. Не важно, какие у меня мотивы, но здравый смысл и достоинство пока сильнее – не прогибаться, не уподобляться, не терять человеческое лицо. Предрасположенность обстоятельств в их совокупности меня не пугает, нет – она порождает волну упрямого сопротивления. И именно оно – причина моего неожиданного выпада в адрес действительно ничем меня не обидевшего  Анселя.

Я поднимаю правую руку к лицу, потому что ношу обручальное кольцо именно на правой, и задумчиво трогаю свой подбородок:

- Неожиданный поворот. Все три составляющие заманчивы, не скрою.

При виде кольца его глаза сощуриваются и, несмотря на свой карамельный оттенок, почему-то начинают отдавать медью.

Я жду последнего его аргумента, достаточно веского, чтобы нанести сокрушающий удар по моему сопротивлению.  Но Ансель молчит, немного запрокинув голову, засунув руки в карманы, неосознанно приняв позицию брутального самца.

Мда. Кольцо оказалось действеннее хамства.

- Хорошо.  Я подумаю, - обрубаю наш разговор, потому что лифт уже секунд пять, как распахнул свои двери и вот-вот плюнет на мешкающего пассажира, то есть меня.

Мы расходимся, не прощаясь, и это знаменательно – между мной и преподавателем живописи выстроилась схема противостояния, что мне на руку -  я действительно не желаю падать.

Кто бы что ни говорил.

16. Глава 16. Вернисаж

В отражении почти бесконечного зеркала моей ванной на меня устало смотрит когда-то красивая, но теперь уже сорокалетняя, медленно, но верно увядающая женщина.

На лбу едва заметные, но всё же морщины, под глазами неровности, намекающие на будущие мешки. Над бровью пигментное пятно, а губы… почему вы стали меньше, губы?

Господи, молодость! Куда же ты так торопишься? Я ненавижу седые волосы: выискиваю и остервенело деру - сегодня две, завтра три, послезавтра пять. Мне нельзя их оставлять – я брюнетка от рождения.

Зеркало хочется разбить, избавиться как от раздражителя, безжалостно напоминающего о неотвратимом. «Сегодня я младше, чем завтра» - любит повторять моя дорогая подруга, ведь слово «молодость» уже давно находится в разделе «Табу».