— Давай на всякий случай пойдем в ванную.

Теперь это было одно помещение, иначе бы не хватило места на стиралку и душевую кабинку. Ванны не осталось, а стиральной доски и подавно, чтобы тазик поставить. Вот как бы я ему сейчас голову мыла? В раковине? Раковина не раковина, а столик с белой чашей меньше тазика. Ужас! Как тут жить-то можно!

Я испугалась, что забрызгаю все кругом, пока мою руки. Боялась, потому что увидела в зеркале, как Игорь стянул с себя футболку. Пупок… Втянутый… У меня уже тоже… На его худом подтянутом теле темная поросль. Она тут и была или появилась с возрастом? Тело Максима было абсолютно чистым, ну он и младше Игоря на три года…

— Я только чистую одел, жалко… — сказал Знаменев, вместо «чего смотришь».

— У меня накидка есть, — ответила я все еще его отражению.

— И что? Все равно в душ. Не пачкай ее. Все равно пылесосить.

— Она не пачкается…

Только мысли пачкаются и очень сильно. Я снова — еще с большей обидой на себя дурную, пожалела о связи с Максимом.

— Как скажешь.

Он улыбнулся, точно прочитал мои мысли, и бросил футболку на батарею, где сохли полотенца. Взял из угла кресло и придвинул к раковине. Я бы дорого дала сесть сейчас в него сама, потому что коленки дрожали. Сейчас и рука дрогнет. И работа четырех лет коту под хвост… Нужно сделать хвостики, тоненькие, как сказала мама…

— Он сам собирается парик носить, что ли? — спросила она меня с очевидной заинтересованностью неординарной личностью Знаменева.

Я не подумала скрывать от нее, к кому еду. Я вообще в то время ничего не скрывала от родственников.

Для начала расчесать волосы. Нет, для начала представить себе, что это манекен. Что это девушка, представить не получится. Я чуть не придушила Игоря, затягивая накидку вокруг его шеи. Она у него сухая — чего ему нервничать? Это мою нужно промокнуть — скажем, что шарф слишком теплый для ноября… Нет, это мальчик слишком близко от меня… Боже… Только бы Игорь не понял, ничего… И я нарочно дернула его за волосы, расчесывая.

— Извини. Потерпишь чуть-чуть?

Пока я тебе все волосы по волосинке не выдерну!

— Терпел четыре года издевательства похуже, — усмехнулся он. — И три тройки получил в зачетку, потому что не подстригся по требованию преподов…

Я сглотнула противную слюну. Ужасно противную, кислую. Лучше бы перед стрижкой торт съела… Дура! Тогда бы во рту пересохло…

— Зачем ты отращивал волосы? Ну, — затараторила я. — Для парика, я знаю. Но зачем?

— Для парика. Затем, — отрезал Игорь и замолчал.

Я тоже принялась работать молча и уже довольно осторожно избавлялась от колтунов.

— У тебя есть газеты? Волосы завернуть…

— Нет. Я читаю только деловую прессу, и отец выписывает ее на адрес офиса.

— Я взяла бесплатные газеты в метро. На всякий пожарный.

— Спасибо. Я и думал, что ты обо всем позаботишься сама.

Ах, он думал… Мило, мил человек!

Я аккуратно разделила волосы на маленькие хвостики, закрепила их резинками.

— Резинки нужны, чтобы волосы не перевернулись, иначе они не лягут нормально в парик… — затараторила я, потому что вновь воцарившаяся тишина давила на уши и щекотала нервы.

— Я не спрашивал тебя, зачем нужны резинки…

Я вспыхнула. Могла бы не употреблять с ним такое многозначное слово.

— Я думала, тебе интересно…

— Нет, неинтересно. Мне больше про волосы ничего не интересно. Я достаточно намучился с ежедневным расчесыванием, сушкой без фена и масками для здорового блеска и роста волос, — он уже смеялся. — Я серьезно, Малина, восхищаюсь тобой. Такие волосы одни проблемы. Ты себе с ними нравишься или все страдания из-за нас, мужиков? Чтобы нам нравиться.