Он сидел напротив, растянувшись на шкурах, и смотрел на меня… точнее, не смотрел. Нет. Так не смотрят. Я никогда раньше не видела таких взглядов. Мне казалось, меня подожгли, и я горю от этого взгляда до костей. Ничего более откровенного и страшного я в своей жизни не видела. Холодная вода стекла по соску, и я почувствовала, как он сжался в тугой комок, а взгляд бедуина стал темнее и невыносимо тяжелым.

Я уронила кувшин и лихорадочно закрылась тонким одеялом. Мой хозяин тут же подскочил и поднял сосуд, это было сделано так молниеносно, что на пол не успело пролиться почти ни капли. Дикая грация животного. Непредсказуемая и опасная, как стихия.

– В этом месте нет ничего ценнее воды, – его голос походил на рычание опасного хищника, гортанно низкий, с акцентом и резким произношением гласных… но было в этом нечто завораживающее. – Она здесь дороже золота, женщин и драгоценностей. Я бы мог тебя за это выпороть по твоим неловким рукам… но ты наказана заранее – твои ожоги будут заживать еще не один день.

Я молчала. Мне было нечего ему ответить. Я знала, что он прав – в пустыне нет ничего дороже воды, но извиняться не собиралась. А точнее, я не понимала совершенно – как себя вести. Мне было очень страшно, и я панически хотела попасть домой. Едва я представляла лицо мамы и отца, меня начинало знобить от накатывающей истерики. Но этот человек пугал меня настолько, что в его присутствии я ощущала лишь всепоглощающий ужас и волнение вместе с чудовищным напряжением.

И теперь я рассматривала того, кто со вчерашнего дня мог распоряжаться моей жизнью на свое усмотрение.

Бедуин также приложился к кувшину, делая большие глотки, его кадык дергался с каждым из них, а капли воды стекали по мощной шее за черную длинную рубаху – джалабею, на темно-бронзовой коже вода отливала золотом. Невольно хотелось тронуть мокрые дорожки и посмотреть на свои пальцы. Даже сидя на полу, он казался мне огромным, как скала.

Отставил кувшин в сторону и снова посмотрел на меня, слегка исподлобья. Сегодня на его голове была белая куфия, и она еще сильнее оттеняла его кожу, а глаза изучали меня и наблюдали, как за диковинным животным, словно приручил какого-то зверька. Ибн Кадир был без сапог и выглядел расслабленным в этой позе, но я ни на секунду не обманывалась насчет него. Только что этот хищник успел сцапать кувшин прежде, чем из него пролилась вода. Мне казалось, что также молниеносно он может свернуть мне шею. Я смутно помнила, что было ночью, наверное, у меня был жар, потому что в теле все еще оставались отголоски слабости. Так бывало и раньше, когда я сгорала на солнце.

– Ожила? Ночью мне сказали, что тебя можно зарыть в песках. Но мне показалось, ты не торопишься умирать.

Он усмехнулся уголком рта. Лениво, как огромная черная пантера, сменил позу и откинулся на локоть назад, не переставая насмешливо меня рассматривать. Хищник явно пребывал в хорошем расположении духа. В вороте рубахи я увидела краешек татуировки, или мне показалось.

Я понимала, что нагло пялюсь на него, но не могла отвести взгляд. У него под кожей словно переливалась жидкая ртуть, и все мышцы находились в постоянной боевой готовности, хотя он и выглядел белее чем спокойным. Но свободные штаны облепили длинные, жилистые ноги, и я видела, как напрягаются и расслабляются его мышцы. Закатанные рукава открывали сильные руки, покрытые татуировками в виде странных орнаментов. Множество разноцветных браслетов с золотыми колечками снова привлекли внимание. На одном из них было вышито английскими буквами его имя «Аднан».