На магическом фото их было двое. Елисей и та самая девица, с ее навьей непонятной красотой. То, что Веденеев находился в драконьей ипостаси, а лицо девушки было почти полностью закрыто волосами, Марью не смутило – это был он. И она. И это точно не было совпадением.

***

— Тук-тук, ты здесь? — Изза проскользнул в слабо освещенный зал для тренировок.

Завертел головой. Уф! Мороз по коже! Это ведь здесь ведьмаки на выживших тварях упражняются? Елисей Иззу сегодня не вызывал, зато папаша Веденеев беспокоился, как бы сын, после «сватовства», не пошел поправлять уязвленное самолюбие в трактире. Вот и пришлось няньке-лепрекону наводить справки. Язык довел его до полигона ведьмаков, а остальные части тела, такие, как глаза и уши, до тренировочного бункера. Роман Евстафьевич может быть спокоен. Елисей не ваньку валяет, а делом занят.

— Здесь, — Еся вышел в освещенный круг. Голый до пояса, с двумя серебряными мечами в руках. — Тебя батюшка присламши?

— Ага. Еся, ты что, правда решил в Дозор вернуться?

— Слухи ходят, — уклончиво сообщил Елисей. — Старшина шестой дюжины разрешил мне сегодня потренироваться, проверить, не ослабла ли рука у ведьмака, — Еся усмехнулся с горечью в глазах. — Так что ты, Изя, уйди вон туда, за серебряное стекло. Кстати, здорово, что пришел – будешь мне помогать. Клетку откроешь, когда крикну. Там кнопка. Красная.

В безопасной комнате было огромное окно почти во всю стену, толстое, с частичками серебра, которое лепрекон отлично ощущал своей магической сутью.

— Давай! — крикнул Елисей, поднимая мечи.

Изя с содроганием нажал на кнопку. Одно утешало: вряд ли старшина мог без страховки отправить давно не выходившего в Дозор ведьмака в бункер с действительно опасными тварями. Однако то, что выскочило из автоматически открывшегося серебряного контейнера, заставило лепрекона заорать от ужаса и отшатнуться от окна. Изя видел навьих на улицах Сильверграда, как и все жители, которым хоть раз выпадало несчастье оказаться недалеко от Пробоя. Но такую монстру лепрекон наблюдал впервые.

Тварь была длинна и шипаста. И, кажется, безглаза. Это не помешало ей сразу же броситься на Елисея, не дав ему ни секунды форы.

Стекло не пропускало звуков, но Изя случайно зацепил какие-то рычажки на панели, и безопасная комната наполнилась воем и скрежетом. То, что делал Еся, превращало бой в завораживающий танец. Изе казалось, что ведьмак играет с тварью, приглашает ее потанцевать, если она согласна быть ведомой. А потом ему, видимо, надоело. И тогда пляски превратились в один сплошной смазанный вихрь. Изя не успевал следить за боем, поскуливал от страха и молился, чтобы навья не ранила Елисея.

Все закончилось, как и началось, в одно мгновенье. Останки нежити еще шевелились: трепыхался белый костяной хвост, пульсировала черная жижа, вытекающая из дыры в панцире. Изя вышел из безопасной комнаты и осторожно приблизился к тяжело дышащему Елисею. По мускулистой спине ведьмака струился пот, в глазах тухли отсветы какой-то слабой вспомогательной трансформации. Изза покопался в памяти и вспомнил: полные ипостаси не помогают ведьмакам во время боя, а мешают, притупляя их особый Дар – невосприимчивость к навьей магии.

Вопреки ожиданиям лепрекона, Елисей не выглядел довольным: смотрел мрачно, исподлобья. Даже ругнулся, помянув нечистую силу.

— Чего ты? — спросил Изя, осторожно касаясь ногой хвоста затихшей, наконец, твари. — Убил же.

— Убил, — повторил за ним Еся. И покачал головой. — За сколько я его упокоил?

— Восемь минут.

— Один-единственный шипец, а я восемь минут возился.