К концу сентября 1728 года штукатурные и лепные работы в главном куполе собора были завершены, и в последний день этого месяца Трезини писал: «Ныне начнем мостить мост на три ступени, где будет иконостас стоять пред алтарем». Вскоре все ящики были перенесены в собор, и 12 ноября столяр Трифон Иванов приступил к их разборке и монтажу частей. Но сама установка грандиозного иконостаса началась только в мае 1729 года и завершилась к началу августа. Столяр Трифон Иванов, «который ставил иконостас и при том деле был за подмастерья», 8 августа покинул столицу и возвратился в Москву.

А к началу сентября были написаны все 42 иконы и в ноябре их освидетельствовала большая комиссия, в которую входили архитекторы Д. Трезини, М. Земцов, И. Коробов, И. Мордвинов, живописцы Андрей Матвеев, Александр Захаров, «персонных дел мастер» знаменитый Иван Никитин и другие. В январе 1729 года иконы установили на свои места в иконостасе.

Так закончилась история создания одного из самых удивительных и прекрасных творений русских мастеров петровского времени. Но не завершилась история самого иконостаса. 17 июля 1748 года ударом молнии его повредило, «позолоту попалило». Едва восстановили, как в ночь на 30 апреля 1756 года – новый удар молнии и грандиозный пожар, во время которого иконостас как главную ценность собора разобрали и вынесли по частям, но при этом он был «на многия и дробныя части розломан» – так что даже возникли сомнения в возможности его восстановления («исправлену быть в совершенство в надежде не имелось…»)

Но его восстановили и потом еще не раз реставрировали: в 1830-е, в 1860-е годы (замена обветшавших деревянных Царских врат после реставрационных работ).

Дивное творение русских мастеров живет, оставаясь для нас не только одним из первоклассных памятников петровской эпохи, но и образцом красоты и художественного вкуса.

Надлежит… такое здание учинить которым не только слава сего государства распространилась, но и… польза в народе впредь была.

Из проекта Академии. Январь 1724 год

Российская большая наука, имеющая мировое признание, родилась в нашем городе. И не случайно национальная Академия наук называлась Петербургской, а сама себя она гордо именовала звучным латинским «Academia Petropolitana» – академия Петрополя, «града Петрова».

Идея ее создания – одна из самых сокровенных идей Петра, венец его культурных преобразований. Она вынашивалась на протяжении многих лет и, как большинство петровских крупных начинаний, соединяла в себе уже наработанный в Европе и «подсмотренный» там опыт с самобытными российскими традициями и национальными особенностями. И заблуждениями тоже… При этом – никакого прямого заимствования, слепого копирования, «пересаживания» на российскую почву, – непременная адаптация европейского опыта к российской реальности.

В результате в петровской России родился совершенно новый тип научного «здания», в котором преодолевалась типичная для европейских стран разобщенность научного, исследовательского сообщества («социетета», как подобные сообщества ученых людей именовались в петровском указе) и учебного заведения, университета. Опираясь на опыт Парижской Академии наук, авторы проекта Петербургской Академии четко разделяли «собрание ученых и искусных людей», которые «во учении прочих никакого попечения не имеют», и тех, кто такое «попечение» имел, преподавая в университетах.

Петровская программа культурных реформ исходила из того, что в России «следовать в прочих государствах принятому образцу» невозможно – нет кадров, того «множества ученых людей, из которых разные собрания сочинить можно». Кадры эти надо было создать, воспитать – сделать это без помощи Европы Петру не представлялось возможным. И вопрос, быть ли будущей Академии собранием ученых людей или учебным заведением решается необычно: не