– Да вот ещё! Сейчас сам выйдет! – усмехнулся я и уселся на капот иномарки, а согнутую в колене ногу упёр пяткой кроссовки в бампер. – К стене встаньте, – велел после пацанам и на всякий случай расстегнул молнию спортивной сумки.

Затем натянул кожаные перчатки и обжал их, несколько раз стиснув пальцы в кулаки. Ну и дальше уже тянуть не стал, с силой хлопнул ладонью по капоту автомобиля.

Одна из форточек нужной нам квартиры была приоткрыта, и странный металлический отзвук незамеченным не остался. Сначала перестали мельтешить отблески экрана телевизора, затем колыхнулся тюль, а после и вовсе со скрипом приоткрылась рама и в окне замаячила физиономия мордатого мужика.

– Ну-ка быстро от машины сдриснул! – раздражённо прикрикнул он на меня.

– А если нет, то что? – нагло ухмыльнулся я в ответ.

– Урою!

Время было не самым поздним, и со двора доносились крики детей, но с этой стороны дома никто не гулял, случайных свидетелей перепалки опасаться не приходилось, и я зло оскалился.

– А здоровья-то хватит, дядя? – И на этот раз одним только риторическим вопросом не ограничился, снова приложился по автомобилю ладонью. – Дорогая, поди, тачка? Лобовуха на сколько потянет?

– Ну, сука… – коротко выдал Лемешев и отступил от окна, скрылся из виду.

По спине побежал холодок, но я переборол неуверенность и с капота не слез. Даже если у перегонщика на руках имеется ствол, чего исключать было никак нельзя, сходу он стрелять точно не станет, пусть пистолет и не боевой, а только газовый. Потом же машину от порошка отмывать. Оно ему надо?

Ну я и остался сидеть, просто сунул руку в сумку и нащупал рукоять туристического топорика. А дальше с грохотом распахнулась дверь чёрного хода и на улицу с монтировкой в руке выскочил взбешённый мужик весом за центнер. Но – не качок и не боец, просто высокий и раздобревший, с изрядных размеров пузом.

– Урою! – рыкнул он, но меня своей угрозой не впечатлил.

– Угомонись, Сева, а то поранишься, – усмехнулся я, вытянул из сумки топорик и подбросил, чтобы миг спустя, не глядя, перехватить крутанувшуюся в воздухе ручку.

Лемешев замер как вкопанный, потом неуверенно попятился, но тут от стены отлипли Андрей и Костя, перекрыли ему дорогу к отступлению. Да я и сам соскочил с капота, зашёл на газон.

– Вы чего, мужики? – спросил перегонщик враз осипшим голосом.

Фролов забрал у него монтировку и отбросил в кусты, после вернулся к двери чёрного хода и подпер её плечом, а Костя Чижов так и остался рядом, лыбясь во все тридцать два зуба.

– Как чего?! – удивился я и даже развёл руками. – Сева! Разве твоя прошмандовка не рассказала, как лихо она разрулила проблемы братца? Да ладно?! Ты же меня в асфальт закатать должен после того, как я ноги этой шалаве исцелую!

Сдерживаться я даже особо не пытался, и упитанная физиономия Лемешева враз покрылась испариной.

– Я ничего такого не говорил. Я вас даже не знаю, – выдавил он из себя и сразу успокоился, уже куда уверенней спросил: – Ко мне какие претензии?

Чиж хохотнул и хлопнул его по плечу.

– Я не я и баба не моя? Молодец! Продолжай в том же духе!

Заявление это Лемешеву определённо не понравилось, но он промолчал и выжидающе уставился на меня.

– Ты не говорил, к тебе претензий никаких нет, – подтвердил я и указал топориком на окно. – Но вот она до фига лишнего наговорила и ей за это придётся ответить. Мы тебя просто в известность решили поставить. Чтоб потом не заикался, будто не в курсе был.

Лемешев сглотнул, и Костя вновь хлопнул его по пухлому плечу.

– Сева, да ты не переживай, мы ж не звери, бить её не станем. Отработает! И отработает со всем усердием и неоднократно, ведь брат – это святое!