Не знаю, как удержался, но всё же напевать о «бульваре роз» не стал, а дальше мы вошли во двор, и я привычно пробежался взглядом по пустой спортивной площадке, песочнице с детьми, пацанам у теннисного столика, бабушкам на сдвинутых скамейках и мужичкам, игравшим в домино. Не укрылись от моего внимания и редкие автомобили, припаркованные у подъездов: старенький «запорожец», «москвич» последней модели, белые и красные «жигули».
Вот именно красные «жигули» и царапнули взгляд своей чуждостью. Не водилось у нас во дворе такой машины и уж тем более нечего ей было делать у моего подъезда.
По спине побежали мурашки, заныло в самом низу живота в ожидании неприятностей или как минимум неприятного разговора, съёжилась мошонка.
Красные «жигули» – это нехорошо. Совсем нехорошо. Пусть номера с такого расстояния не разглядеть и даже модель не определить, но сто к одному, что это по мою душу пожаловали.
И точно – ещё не успели дойти до подъезда, как передняя дверца автомобиля со стороны водителя распахнулась и наружу выбрался мужчина лет тридцати, худощавый и подтянутый, с русыми коротко стриженными волосами. Пиджак, галстук, туфли. Лицо жёсткое, глаза острые, сразу видно – мент. Мент и есть.
Старший оперуполномоченный капитан Козлов закурил и выразительно глянул на меня, я кивнул, не без труда переборов желание согнуть правую руку и устроить в её сгибе ладонь левой, дабы изобразить известный всем и каждому жест.
На подъезде я придержал Зинку, развернул её к себе и спросил:
– Точно не зайдёшь? Музыку бы послушали…
– Послушали бы, если б у тебя срочные дела не появились! Всё, побегу «Маски-шоу» смотреть!
Я только вздохнул.
– Ладно, не ругайся. Я теперь тебя у школы встречать буду.
– Из-за Фила, что ли? Брось!
– Хоть больше видеться будем.
– Ну если так…
Мы поцеловались, и надо ж такому случиться, именно в этот момент дверь подъезда распахнулась и к нам вышла Нина – Зинкина младшая сестра.
– Вот вы даёте! – округлила она глаза. – Всё маме расскажу!
Зина и не подумала отстраниться от меня, лишь свысока глянула на сестрицу и снисходительно бросила:
– Ну и дура! Чем раньше я к Серёже переду, тем быстрее одна в комнате останешься.
Уж не знаю, каким чудом сумел удержаться от улыбки, а вот Нина приняла это заявление за чистую монету.
– А Яша? – задумчиво уточнила она.
– А ты его к себе пустишь?
– Ладно! – выдала тогда Нина. – Живи!
И потопала прочь, а Зинка присмотрелась ко мне и спросила:
– И чего ты улыбаешься, Серёжа? Не хочешь, чтобы я к тебе переезжала?
– Я просто реакцию тёти Софьи представил.
Девчонка фыркнула и заявила в ответ:
– С мамой я как-нибудь сама разберусь!
Вступать в бессмысленные пререкания я не стал, ещё раз поцеловал Зинку и подтолкнул её к двери лёгким хлопком чуть ниже спины.
– Иди. Мне тут кое с кем поговорить надо.
Девчонка скрылась в подъезде, и я тут же согнал с лица улыбку, развернулся и двинулся к «жигулям». Козлов уже докурил, кинул окурок на асфальт, растёр его подошвой и распахнул дверцу.
– Не, – решительно мотнул я головой. – Никуда не поеду. Другие планы на день.
– Никуда и не поедем, – уверил меня старший оперуполномоченный, который выглядел осунувшимся и помятым, словно сегодня не ложился спать вовсе. – Садись, просто поговорим.
Мне общаться с Козловым хотелось ничуть не больше, чем куда-то с ним ехать, но деваться было некуда. Опер точно не об аномально тёплой погоде поболтать заглянул; если какие-то проблемы по нашим старым делам корячатся, надо об этом заранее узнать. Уж лучше готовым быть, чем потом те самые проблемы – как снег на голову.