– Ну, ты хоть припугни их, ты же мужчина!

– Я, да – мужчина, – приосанился участковый.

Мы вышли в пустой, но совсем нетихий подъезд. Пухлая рука Василича тут же принялась барабанить по двери. Но сколько бы он ни стучал, сколько бы ни возбухал о том, что он участковый и требует немедленно прекратить этот беспредел, никакой ответной реакции с той стороны не последовало. Хотя я отчётливо слышала шевеление за соседской дверью, и буквально ощущала на себе пристальное внимание холодных лазурных глаз.

Оказывается, отсутствие звёздочек под книгой – это меньшая моя проблема. Наглый сосед неформал и предчувствие мешков размером с Питер – вот что действительно должно меня волновать.

Кофе.

Мне нужен кофе. Желательно внутривенно.

Я подавила сладкий зевок, пытаясь изобразить на своём лице улыбку для гостей. Получилось, мягко говоря, не очень – маленький мальчик за соседним столиком, увидев этот звериный оскал, скуксился. А может, ему просто не понравился крем-суп из брокколи? Да и кому эта зелёная жижица может прийтись по вкусу? Точно не мне. К свежим дарам садов и огородов я была равнодушна, но вот за плитку молочного шоколада, да ещё и с орехами, могла и убить.

Сочувствуя этому, ещё не окрепшему, но уже познавшему отвратный вкус брокколи, ребёнку, я рассчитала последнего на сегодня гостя. Уже у высокой барной стойки я запустила руку в карман накрахмаленного передника. Но даже приятное шуршание щедрых чаевых не грело душу.

Новоселье продолжалось до пяти. Бедные соседи настолько устали, что решили свернуть свой праздник жизни и дать-таки поспать остальным.       Естественно, за всю ночь я так и не сомкнула глаз, слоняясь по квартире, как неприкаянная душа. Из угла в угол и обратно. А моё воспалённое воображение рисовало совсем неутешительные картины: будь я волшебником, то заклинание «Авада Кедавра!» непременно бы настигло наглого соседа.

Хотя и к себе я бы применила непростительное заклинание. Например, «Империо», приказав немедленно взбодриться. Ведь весь сегодняшний день прошёл, словно в тумане. Передвигаясь по залу, как сомнамбула, с натянутой улыбкой на губах, я мечтала только об одном – скорее оказаться в постели. Даже волосяные фолликулы на моей голове хотели впасть в длительную спячку.

В тишине. Без ужасных, оглушающих раскатов музыки.

Отработав очередную смену в «Рафинаде», я распрощалась с коллегами и медленным, ленивым шагом направилась к остановке вдоль Невского проспекта. Тёплое летнее солнце, даже под вечер, прилично припекало, расцвечивая яркими лучами небесную лазурь. Короткие джинсовые шорты и белая футболка с изображением скряги Скруджа не спасали от невыносимой жары.

Улицы буквально рвались от наплыва туристов. Они были повсюду, заполняли собой весь исторический центр, словно полчища тараканов или саранчи. Они заворожённо оглядывались на каждый дом, тыкали пальцами в каждый памятник, остервенело фотографировались у Зимнего Дворца. Их легко распознать по восхищённому огоньку в глазах и глупой улыбке. Весь город был для них непривычным, не из этой эпохи, чудным видением. Настоящим произведением искусства. В Санкт-Петербурге туристы становились единым живым организмом, склонившимся перед величием города.

Для местных, со временем, вся эта красота меркла. Парадные фасады зданий становились однотипными. Питер являл им своё второе лицо – мрачное, местами побитое беспощадным временем и шквалистыми ветрами с заливов и рек. В стремительном темпе городской жизни краски вымывались. А парадные, как и ровные ряды аккуратных домиков, не казались такими уж и уникальными. И всё же, каждый петербуржец прирастал к этому месту, как пуповиной. Прикипал душой.