«Над ним надругались… Горячие слёзы текли по мальчишеским щекам, обжигая нежную кожу».

Похоже, надругались здесь только надо мной. Биты дикой танцевальной музыки, казалось, заполнили собой всё пространство, стали слепком в моей голове. Мысли отчаянно разбегались в стороны, как крысы с тонущего корабля.

«Сердце щемило стальными тисками. Этот беззащитный ребёнок познал все оттенки ненависти, живя в приюте. Но никак не ожидал такой подлости… И от кого? От той, которой он так безраздельно доверял?»

– Пей до дна! Пей до дна! Пей до дна! – раздалась новая волна пьяных возгласов. – У-у-у-у-у!

Я со злостью хлопнула крышкой ноутбука. Этот, дышащий на ладан, аппарат недовольно затрещал, но его крики о помощи, как и мои собственные, быстро поглотила пульсация музыкальных ритмов. Складывалось впечатление, что колонка располагалась прямо над моей головой. Или вообще вся стена стала огромной колонкой.

Время на часах только перевалило за одиннадцать часов, а сна как и не бывало. Но и работать в такой обстановке было невозможно. Плюнув на всё, я переоделась в растянутую пижаму и нырнула в кровать. Подушка приятно холодила разгорячённую кожу. Я сильнее вжалась в нее, надеясь заглушить посторонние звуки и поскорее уснуть.

Марго, как ни в чём не бывало, развалилась поперёк подушки, нагло пихая свой пушистый хвост прямо мне под нос. Я отодвинула её тельце в сторону, за что была удостоена высокомерным взглядом. Пока я отделалась лишь кошачьим предупреждением, но в следующий раз она меня обязательно покусает.

Музыка, словно преследуя цель – добить меня окончательно, теперь колотила маленькими молоточками по натянутым нервам.

Туц, туц, туц…Туц, туц, туц!

Ни ещё одна подушка на голову, ни многочисленные проклятия ситуации не помогали. Сон не приходил. Перевернувшись на спину, я раскинула руки и тяжело вздохнула.

– Раз овечка, два овечка, три овечка, четыре овечка, – шептала я в темноту маленькой комнаты, пытаясь абстрагироваться от шума.

– Пять овечка, шесть овечка, семь овечка, восемь овечка.

       Вжууух! Бум, бам!

Марго подскочила со своего ложа, испуганно убегая куда-то под диван. Её острые когти, не видя никаких препятствий, проехались по мне. Я чертыхнулась, прикрывая оцарапанную руку.

К общей какофонии присоединились высокие риффы электрогитары. Стрелки часов показывали второй час ночи – самое лучшее время для разборок с зазнавшимися соседями. В конце концов, нормальным людям завтра на работу. И если уж переехали в наш мирный и тихий подъезд, так будьте добры жить по устоявшимся правилам.

Накинув поверх пижамы махровый халатик, я сунула ноги в мягкие тапочки и сжала кулаки. Настрой – решительный. Не хватало лишь красной краски на лице и пары перьев, чтобы объявить войну новым жильцам, как настоящий предводитель племени индейцев.

Как и следовало ожидать, не одной мне мешал ночной концерт без заявок. На лестничной клетке толпились милые женщины. Соседка сверху – Вероника, молодая мама двух очаровательных близняшек и вольная художница. Соседка снизу – седовласая Анна Петровна, светило Питерской науки и почётный член исторического сообщества. Третьей была строгая преподавательница математики средних лет Инга Павловна, которая жила прямо подо мной. Они бурно обсуждали творящийся в нашем подъезде ужас, но к злосчастной двери близко не подходили.

Оно и немудрено. Такую громкую и жутковатую музыку в два часа ночи слушают либо конченые неформалы, либо хулиганы, которым закон не писан.

– О, Сашенька, и тебя разбудили эти негодяи, – проговорила Инга Павловна, поправляя накрученные на жиденькие волосы бигуди. – У меня потолок шатается, штукатурка сыпется, а им все хоть бы хны.