– Черт знает. Лет пятьдесят.

– Да, вроде того. Сюда приехала, получается, в сорок. Я, конечно, спросил: муж, дети есть? Она в ответ: «Нету. Сама по себе». Но разве бабе нормально, когда в сороковник – и без мужика до сих пор?

– Я тоже двадцать лет одна. С тех пор как мой Петенька умер.

– Ну ты-то типичная баба. Очень еще видная. – Хасан подбоченился, потянулся через стол ущипнуть за щечку.

Василиса ловко увернулась, продолжила тему:

– Так, может, у нее тоже был – да умер? Или развелись?

– Не. Мне сказала: мужчины не интересуют ее.

– Сказала после того, когда ты ее навещать предложил? – улыбнулась Василиса.

– Пытался к ней подкатить. Не без этого, – признал Хасан. – Но я-то сразу вижу: когда бабе просто не нравлюсь или недотрога она, вроде тебя. А эта – прямо как отрезала. Холодом обдала. Вот я и подумал: может, из извращенок?

– Не зна-аю, – задумалась Василиса. – Сколько живет у нас – не говорили про нее такого.

– Да я тоже не слышал, – согласился хозяин. – Но тетка странная.

– Откуда она приехала-то к нам?

– Сказала, из столицы. Устала от шума-гама.

– А в паспорте у нее что написано? Ты ведь документ видел, раз ей дом продавал?

– Ха. В паспорте у ней было написано Лукерья какая-то. Из города Норильска, – усмехнулся Хасан.

– Почему Лукерья-то? – озадачилась Василиса Петровна.

– Дом она захотела оформить на свою матерь.

– Зачем?

– С банками, сказала, проблема. Кредит просрочила, боялась, что на личное имущество арест наложат.

– Она преступница, что ли? – округлила глаза Василиса.

– Не. На преступницу не похожа, – покачал головой Хасан. – Но банки – они, правда, могут. Мне, вон, кредитную карту навязали, я про нее и забыл. А через год – бац, с пенсионного счета десять тысяч списали. За обслуживание и пени какие-то.

– А эту ее мать, Лукерью, ты видел?

– Нет. Только паспорт.

– Разве нотариус сделку может зарегистрировать, если нет человека?

– Не знаю, как Наташка сделала. Договор мы вроде как с Лукерьей заключили, в простой письменной форме. А регистрировать, она сказала, сама будет.

– А договор кто подписывал?

– Наташка. Сказала, за мать распишется.

– Темная история.

– Мне-то что? Деньги сполна заплатила.

– Можешь договор показать?

– Тебе зачем?

Улыбнулся лукаво и снова тянется за щеку щипать.

Василиса на сей раз уворачиваться не стала, вытерпела. Сказала серьезно:

– Расследование провожу.

– Это какое? – подтянул стул поближе, руку положил на коленку.

Ладонь мужскую стряхнула, деловито сказала:

– Сам подумай. Михалыч дом должен был покупать. Дорогущий. Уже задаток внес. И вдруг за месяц до сделки умер, а Наташка из поселка исчезла. Может, она и прикончила? А сама смылась с деньгами?

– У Михалыча, что ли, деньги пропали?

– Неизвестно. Но что она ровно в момент его смерти куда-то делась – подозрительно. Соседи говорят, с тех пор дома не появляется. Даже белье не убрала со двора – до сих пор на веревке, после норд-оста все перекручено.

– Так ты в полицию сходи! Мой кум у нас опер! Попрошу, чтоб по всей вежливости приняли.

– Может, и попрошу. Но пока в полицию не с чем. Надо прежде предварительную информацию собрать. Покажи договор, а?

– Ох, Василиска, опасная ты штучка! – вздохнул Хасан.

Встал, пошаркал к шифоньеру, вынул шкатулку, порылся в бумагах, с самого дна извлек пожелтевший договор. Василиса нацепила очки, аккуратно переписала в блокнотик: Лукерья Антоновна Филиппова, одна тысяча девятьсот тридцать пятого года рождения, проживающая в Норильске, улица, дом, квартира такая-то. Тоже старуха. Может, и померла уже.

Уточнила:

– У Наташки прямо ее паспорт был?