Глотов расстегнул плащ, мечтательно закатил глаза к потолку, украшенному пятнами плесени и потеками ржавчины. Он поводил ладонью между ног.

– Да, сегодня я выпущу побегать своего хорька. В смысле, трахну клевую телку. А лучше сразу двух. Не дам заснуть им до утра.

Он натужно, с видимым усилием засмеялся. Видно, червяк беспокойства точил душу, оставляя на ее дне черную труху. Костян посмотрел на часы.

– Твой хрен уже опаздывает.

– Слышь, – Глотов поднял кверху палец.

Приближался шум автомобильного двигателя.

Ошпаренный шагал по темной грязной улице, проклиная все на свете. Кота с его закидонами, этот поганый городишко, этот вечер, дождь. Весь неудачный день. Утром Димон приехал на Старый Арбат, где договорился встретиться с неким Валерой по кличке Сифилитик, мужиком лет пятидесяти, который среди московских коллекционеров старинных виниловых пластинок считался едва ли не культовой фигурой. Он никогда не стриг засаленные патлы, одевался, как бомж, и питался отбросами, потому что каждую копейку тратил только на свое увлечение.

Поговаривали, что у Сифилитика одна из комнат квартиры, адреса которой никто не знал, битком, с полу до потолка, забита музыкальными раритетами. И все пластинки почти в безукоризненном состоянии. У него есть полное собрание «Битлз» той поры, когда вся четверка была еще жива и здорова. Есть весь винил «Роллингов», едва ли не полное собрание Элвиса. Димон мечтал купить или выменять у Сифилитика пару раритетов, но этот гад обманул, не явился на встречу. Мобильник коллекционера не отвечал. Ошпаренный полтора часа проторчал в забегаловке, набитой приезжими лохами, накачался пивом и ушел ни с чем.

А вечер оказался еще хуже. Костян выбросил его из машины на незнакомой окраине, где грязи по уши, нет ни пешеходов, ни машин. Ошпаренный медленно шагал вверх по улице, цедя сквозь зубы ругательства, когда в лицо ему ударил свет автомобильных фар. Выплюнув окурок, он натянул капюшон на лоб, остановился возле старого тополя.

Не сбавляя хода, черный джип промчался мимо. Димон видел, как тачка остановилась у ворот стройки. Из бытовки появился сторож, встал на пороге, снял шапку. С заднего сиденья вылез человек. Видимо, старик что-то сказал приезжему. Но человек не хотел базарить. Он резко выкинул вперед руку. За кисеей дождя Ошпаренный не мог толком разглядеть, что происходит у бытовки. Старик пропал из поля зрения. Человек сел в джип, машина, мигнув стоп-сигналами, поехала дальше, на территорию стройки.

В раздумье Димон вытащил сигарету, хотел прикурить, но ветер, налетавший порывами, гасил огонек зажигалки. Швырнув так и не зажженную сигарету в грязь Димон, побежал обратно вниз по улице. Высоко задирая ноги, он несся вперед, не разбирая пути. Миновав ворота, свернул к бытовке.

Дверь распахнута настежь, на коротком шнуре свешивается подслеповатая лампочка. В узком проходе между двумя крошечными комнатенками он увидел сторожа. Старик лежал на спине, разметав руки по сторонам. Лицо сморщилось, как подгнившее яблоко. Штаны задрались кверху, обнажив молочно-белые безволосые ноги. Димон перекрестился и шагнул вперед, споткнувшись о скомканную шапку, похожую на дохлую крысу. Рядом валялась вставная челюсть, выскочившая изо рта. Димон наклонился над телом.

Кажется, дед жив. Точно, жив. Из широко раскрытого рта сторож выдувал крупные кровавые пузыри. Беспородная собачонка, поджав хвост, стояла над хозяином. Лизнув старика в лоб и небритый подбородок, она посмотрела на Димона снизу вверх, будто ждала его помощи и защиты. Старик застонал, повел головой из стороны в сторону. Собака заскулила.